«Простые числа»: Нищета от изобилия или парадокс кризиса перепроизводства

В какое удивительное время мы живём. Треть произведённых в мире пищевых продуктов отправляется на помойку. Модные дома сжигают непроданную одежду на миллиарды долларов, а производители автомобилей складируют продукцию, не нашедшую спроса, прямо под открытым небом. Десятки тысяч машины гниют на этих стоянках годами, загрязняют окружающую среду, демонстрируя всему миру столь характерные штрихи к портрету нашего старого знакомого – современного капитализма. https://www.youtube.com/watch?v=1BaqcP8DWik Проблема перепроизводства – неизменный спутник рыночной экономики, и уникальная черта капитализма. Действительно, в дорыночную эпоху источником людских несчастий был недостаток благ. Стихийные бедствия в виде засухи, нашествия саранчи, наводнений вызывали голод и массовое вымирание. В условиях же капитализма причиной нищеты и человеческих страданий становится переизбыток благ: миллионные массы голодают, потому что произведено «слишком много» хлеба, люди страдают от холода, потому что добыто «слишком много» угля. Но этот переизбыток является, конечно, относительным. Перепроизводство вовсе не означает, что объём произведённой продукции превышает человеческие потребности. Он лишь оказывается больше платёжеспособного спроса. При этом возникает абсурдная ситуация: масса произведённых и нереализованных товаров с одной стороны и миллионы обездоленных людей – с другой. Примеров в истории хватает. Взять хотя бы кризисные события конца 20-х начала 30-х годов прошлого века в США, известные как Великая Депрессия. Её причиной стало перепроизводство, возникшее как результат всеобщей эйфории на фоне высоких темпов экономического роста в предшествующие годы. Темпы производства опережали рост доходов населения. В результаты склады заполнились непроданными товарами и предприятия стали банкротиться. Это вызвало массовую безработицу и в ещё большей степени усугубило кризис. Рыночная экономика попала в замкнутый круг: люди не покупают товары, потому что у них нет работы, а работы у них нет потому, что некому купить производимые ими товары. 7 марта 1932 года в Детройте состоялся митинг голодающих горожан, выступавших с экономическими требованиями. Но вместо еды рабочие получили пули. Полиция и служба безопасности Генри Форда открыли по протестующим. 5 человек погибли, десятки получили ранения. Всего же за годы кризиса жертвами голода стали миллионы человек.

Раздать невостребованные продукты бедным было бы единственным здравым решением в такой ситуации. Но оно не укладывается в логику рынка. Распределить излишки товара бесплатно – значит снизить цены на продукцию и лишиться главного, т.е. прибыли. Кроме того, такой шаг снизил бы спрос на рабочие места и повысил цену рабочей силы. Капитализм нашёл людоедский выход из сложившийся ситуации: производители начали просто уничтожать запасы товаров. Поля с урожаем пшеницы запахивали, фрукты сжигались, на убой направляли миллионы голов скота

Американский прозаик Джон Стейнбек в романе «Гроздья гнева» писал: «То, над чем трудились корни виноградных лоз и деревьев, надо уничтожать, чтобы цены не падали, — и это грустнее и горше всего. Апельсины целыми вагонами ссыпают на землю. Люди едут за несколько миль, чтобы подобрать выброшенные фрукты, но это совершенно недопустимо! Кто же будет платить за апельсины по двадцать центов дюжина, если можно съездить за город и получить их даром? И апельсинные горы заливают керосином из шланга, а те, кто это делает, ненавидят самих себя за такое преступление, ненавидят людей, которые приезжают подбирать фрукты. Миллионы голодных нуждаются во фруктах, а золотистые горы поливают керосином. И над страной встает запах гниения. Жгите кофе в пароходных топках. Жгите кукурузу вместо дров — она горит жарко. Сбрасывайте картофель в реки и ставьте охрану вдоль берега, не то голодные все выловят. Режьте свиней и зарывайте туши в землю, и пусть земля пропитается гнилью.

Актёры фильма «Гроздья гнева» по роману Джона Стейнбека

Это преступление, которому нет имени. Это горе, которое не измерить никакими слезами. Это поражение, которое повергает в прах все наши успехи. Плодородная земля, прямые ряды деревьев, крепкие стволы и сочные фрукты. А дети, умирающие от пеллагры, должны умереть, потому что апельсины не приносят прибыли. И следователи должны выдавать справки: смерть в результате недоедания, потому что пища должна гнить, потому что ее гноят намеренно. Люди приходят с сетями вылавливать картофель из реки, но охрана гонит их прочь; они приезжают в дребезжащих автомобилях за выброшенными апельсинами, но керосин уже сделал свое дело. И они стоят в оцепенении и смотрят на проплывающий мимо картофель, слышат визг свиней, которых режут и засыпают известью в канавах, смотрят на апельсинные горы, по которым съезжают вниз оползни зловонной жижи; и в глазах людей поражение; в глазах голодных зреет гнев. В душах людей наливаются и зреют гроздья гнева — тяжелые гроздья, и дозревать им теперь уже недолго».

Великая депрессия давно прошла, а проблема перепроизводства никуда не делась. Взять хотя бы последний глобальный экономический кризис 2008 года. Его принято называть финансовым, поскольку он сопровождался масштабными потрясениями на фондовых рынках. Однако и в нём нетрудно обнаружить проявление всё тех же проблем перепроизводства. Например, ещё в 2005 году в условиях бурного роста американской экономики крупнейший производитель автомобилей General Motors отметился рекордными убытками в 10,5 млрд. долл. Со схожими трудностями столкнулись и другие крупнейшие автоконцерны страны — Крайслер и Форд. Но можно ли сказать, что производство автомобилей превысило глобальную потребность в них? Нет, оно превысило лишь платёжеспособный спрос. В США на 1000 человек приходится 797 машин, в Италии — 625, в России – 373, в Буркина-Фасо – 11, в Бангладеше – 2. В большинстве стран мира транспортная проблема остаётся нерешённой. Однако платёжеспособный спрос сконцентрирован не в России и Бангладеше, а в странах т.н. «золотого миллиарда», где во многом уже удовлетворена сама потребность в автомобилях.

В целом по американской экономике в период экономического подъёма 2002-2007 г.г. уровень загрузки производственных мощностей вырос с 72% до 80%. В то же время реальные доходы домохозяйств упали с 60,8 тыс. долл. до 58,7 тыс. долл. в год. В этих условиях потребительские расходы поддерживались с помощью кредитования.

Общий экономический рост, распространение кредита и ажиотажный спрос на жильё способствовал повышению цен на недвижимость. Цена домов за предшествующие кризису 10 лет выросла с 10 до 20 триллионов долларов. Люди получили возможность использовать её для рефинансирования долгов. Активно развивавшееся жилищное строительство, которое стимулировал лёгкий доступ к кредиту, в ещё большей степени ускорил рост цен. Он в свою очередь стал основанием для дальнейших заимствований на покупку домов и потребительских товаров. Закручивание этой спекулятивной спирали завершилось в 2007 г., когда для большой части простых американцев взлетевшие до заоблачных высот цены на новое жильё стали недостижимыми. Должники с высокорисковыми займами — в основном люди с низкими доходами — первыми попали под удар, поскольку оказались вовлеченными в ипотечные схемы с неподъёмными месячными выплатами. Последовавшая за кризисом безработица только усилила этот эффект. Миллионы семей были выселены на улицу за долги. В разгар кризиса, в 2011 г, в США насчитывалось 3,5 млн. бездомных. в то время как 18,5 млн. домов стояли пустыми.. Приведённые примеры – это всего лишь самые яркие, кричащие эпизоды капиталистических кризисов. В истории капитализма они случаются регулярно, образуя тем самым цикличность рыночного развития. Однако, несмотря на обилие эмпирических данных, до сих пор находятся те, кто вовсе отрицает проблему перепроизводства как неотъемлемую черту рынка. В основном это представители наиболее радикальных представителей либерального крыла экономической науки.

«Экономическая конкуренция ведет к тому, чтобы производство осуществлялось самым рациональным способом», — Людвиг фон Мизес.

В их понимании рыночная система является гарантом эффективного распределения ресурсов и перепроизводство товаров в ней является просто невозможным. Такие аргументы сводятся в конечном счёте к так называемому закону Сэя, названного по имени французского политэконома, писавшего свои труды в начале 19 века. Закон гласит, что совокупный спрос и совокупное предложение всегда уравниваются. Или, другими словами, стоимость произведённых товаров равна совокупным доходам всех участников производства, на которые эти товары и будут куплены.

Формальным образом это утверждение можно записать в виде уравнения, где стоимость совокупного общественного продукта равна сумме зарплат рабочих, прибыли капиталистов и ренты землевладельцев. Значит, эти три класса и купят все произведённые товары, а перепроизводство возможно лишь тогда, когда на эту рыночную идиллию накладывает свою грязную лапу государство и насильно препятствует совершению сделки. В пример приводятся продуктовые контракции, в соответствии с которыми государство уничтожает импортные продукты почти так же, как это делали американские капиталисты в годы Великой депрессии. Но нет. Кризис перепроизводства не является случайным. Без него рынок просто не способен поддерживать состояние равновесия. Разберёмся почему. И начнём с критики закона Сэя, который является очень слабой и уязвимой теоретической конструкцией как на микро, так и на макроуровне. Так, для каждого отдельного капиталиста вопрос сбыта является ключевой проблемой. Как угадать желания потребителей, как заставить их купить товар и не дать уйти к конкуренту? Вообще в этом вопросе товарное производство проявляет свою крайнюю неэффективность. Производитель сначала создаёт товар на свой страх и риск, а только потом смотрит, нашёл он спрос у потребителей, или нет. А ведь на его производство уже потрачены природные ресурсы и человеческий труд. Если товар окажется невостребованным, они пропадут впустую, да ещё превратятся в отходы, загрязняющие природную среду. Эта проблема является первым фактором, который делает возможным проблему перепроизводства. Однако закон Сэя игнорирует это условие, предполагая, что все произведённые товары непременно будут проданы. Если рассмотреть этот закон через призму макроэкономических процессов, то и здесь всё не слава богу. Даже, если представить, что все товары на рынке идеальны и удовлетворяют чью-то потребность, это вовсе не означает, что продавец товара непременно и сразу потратит свой доход на покупку товара другого производителя. Он может сберечь эти деньги, уничтожить, отправить за границу. Наконец, за то время, пока человек принимает решение, что делать с полученным доход дальше, цены в экономике могут вырасти, и получить назад стоимость, эквивалентную проданной, он уже не сможет. И это второй фактор, делающий возможным рыночное перепроизводство. Существует и ещё одна проблема: доходы в экономике распределяются неравномерно.

Проще говоря, все продаваемые товары, создаются трудом наёмных работников. Однако в виде заработной платы они получат лишь часть созданной ими стоимости. Другую часть присваивает капиталист. Проиллюстрировать это можно так: национальный доход российской экономики делится на зарплату и прибыль приблизительно 50 на 50. Однако людей, работающих по найму в нашей стране — 93% экономически активного населения, а работодателей – около 2%. Остальные — самозанятые, работники семейных предприятий и так далее. Прибыль капиталиста делится на инвестиции и личное потребление. В итоге у каждого отдельного собственника капитала скапливается личный доход, в разы превышающий доходы простого труженика. Возникает вопрос, куда капиталист тратит эти деньги? Ведь, имея доход в 10 раз больше, чем у наёмного работника он физически не может съесть в 10 раз больше колбасы, надеть на себя сразу 10 пар штанов и принять 10 таблеток анальгина. Гипотетически это также может вызвать проблему перепроизводства, однако капитализма нашёл, как выйти из этой ситуации. Сверхдоходы правящего класса аккумулируются в потреблении предметов роскоши: картин, дорогих машины и замков. Например, автомобили марки Ролс Ройс собираются вручную и вовсе не нищими азиатами, а высокооплаичваемыми специалистами. Один из которых, например, занимается только тем, что рисует знаменитые линии вдоль кузова автомобиля. Как следствие, такие товары имеют гигантскую меновую стоимость и абсорбируют на себя ту часть общественного продукта, которая не досталась рабочим. В общем, когда увидите на улице толстосума на Бентли не спешите посылать ему в спину проклятия. Возможно, он всеми силами пытается сохранить рыночную экономику в состоянии равновесия. Те процессы, которые я описал выше, создают лишь возможность кризисов перепроизводства. Но это факторы субъективные. Он могут возникать и исчезать в тех или иных условиях. А что же делает перепроизводство неизбежным? В чём заключается объективная сторона этого процесса? Ответ на этот вопрос кроется в законе падения средней нормы прибыли, который мы подробно описывали в одном из прошлых роликов. Конкуренция гонит инвестора по пути научно-технического прогресса, заставляя снижать трудозатраты при производстве товара, а значит и его стоимость. В результате отдача от производства единицы товара падает. Предположим раньше капиталист владел заводом по производству алюминиевых ложек, которые отливались вручную, продавал их по цене вдвое превышающей затраты на сырьё. Благодаря инновациям, росту капиталовооружённости труда ложкоштамповочный станок максимально удешевляет производство. Значит, разница в цене между алюминием и сделанной из него ложкой сокращается, скажем, до 10 процентов. В связи с упавшей рентабельностью, капиталисту теперь надо произвести в 10 раз больше этих ложек, чтобы получить прежнюю массу прибыли. Это общее правило, которое толкает инвесторов к расширению производства в долгосрочной перспективе, и оно ярко проявляет себя в динамике рентабельности американского капитала, которая была отрицательной в послевоенные десятилетия. Однако падение рентабельности не является линейным. В краткосрочной перспективе она движется от роста к спаду, сохраняя общий тренд на снижение. В условиях экономического подъёма (рисунок 2 на вырезанном фрагменте показать стрелками рост графика), позитивных ожиданий и роста потребительского спроса цены товаров поднимаются выше стоимости. В следствие повышения цен норма прибыли растет, несмотря на рост капиталовооружённости. Всё это не только позволяет удерживаться на поверхности технически и экономически отсталым и нежизнеспособным производителям, но и способствует появлению на рынке новых предприятий такого рода. Превышение цены над стоимостью стимулирует производство товара, поскольку капиталист, продавая товар, взамен получает взамен больше, чем отдаёт. Однако в этих же условиях покупатель, наоборот, вынужден переплачивать за товар. Таким образом платёжеспособный спрос начинает всё больше отставать от предложения. Поскольку рыночная экономика по природе своей является нерегулируемой стихией, не существует такого органа, который бы вовремя определил приближение этой угрозы и дал команду производителям остановиться. По законам диалектики, нарастание количественных изменений переходит в качественные преобразования. На рынке накапливается критическая масса нереализованных товаров и рост экономики превращается в спад. Продаваемая по высоким ценам продукция не находит спроса. Цены начинают падать, а за ними и рентабельность. По окончании фазы падения показатель рентабельности оказывается ниже уровня прежнего дна и экономический цикл начинается заново Собственно именно для того, чтобы не дать ценам обвалиться на уровень ниже стоимости, капиталисты и придумали уничтожать товары, сокращая тем самым их предложение. Однако это, конечно, не способно решить проблему перепроизводства и лишь ещё раз подчёркивает звериную сущность системы, где высшей ценностью является прибыль. Стоит также отметить, что переход капитализма в фазу роста нормы прибыли, которая произошла в эпоху неолиберализма, по сути ничего не меняет в этих отношениях. Обратить динамику рентабельности вспять капитал смог лишь благодаря угнетению интересов трудящихся во всём мире и падению их доходов. Таким образом, покупательная способность населения была ограничена относительно производства в ещё большей степени. Растущий разрыв до поры до времени затыкали повышением закредитованности населения. Но это не решило проблему перепроизводства. Она вылезла с другой стороны и породила крупнейший в истории финансовый кризис 2008 года. Остаётся вопрос: можно ли как-то решить проблему перепроизводства? Капитализм пытается это делать. Так, корпорации, вкладывают большие средства в маркетинг. Его задача заключается не только в том, чтобы определять реальные потребности покупателей, но и управлять их поведением, навязывая обществу ложные ценности иррационального потребления. Государства всё чаще пытаются вмешиваться в рыночный процесс, запрещая капиталистам утилизировать непроданные излишки.

Корпорации повсеместно используют эконометрические модели, которые позволяют расширять горизонты планирования, более точно определять оптимальные объёмы производства. Наконец, каждый новый кризис заканчивается усилением монополизации, когда разорившиеся предприятия поглощаются крупными игроками рынка. Но все эти попытки капитализма сделать свою жизнь более предсказуемой и менее рискованной разрушают саму суть рынка, его стихийную природу и анархию товарно-денежных отношений, которая исторически была для рынка ключевым условием роста. Таким образом, чтобы развиваться, капитализму надо перестать быть капитализмом, заменить товарность планомерностью, а частную собственность – общественной. А значит, нельзя идти вперед, не идя к социализму.