«Мишу нельзя сажать в тюрьму»

Автокатастрофа с участием актёра Ефремова, которая случилась в начале лета поблизости от Смоленской площади в Москве, сразу же вызвала жёсткие дискуссии в Интернете и на телевидении.

Как и следовало ожидать, спустя несколько недель их острота заметно снизилась; в медийном пространстве появились новые, более свежие поводы для обсуждения. И сейчас тема Ефремова уже всплывает, как правило, лишь в связи с очередным заявлениям адвоката той или другой стороны.

Однако если вдуматься, то становится понятным – июньские обсуждения в основе своей были вовсе не разговорами об обстоятельствах происшествия. Это были диспуты, по сути, о системе ценностей. Вернее — о противоречии этих систем у «творческой элиты» и у российского народа.

Но, в отличие от пересказывания подробностей автокатастрофы и расчётов количества алкоголя, выпитого в тот вечер Ефремовым, эта тема не теряет своей актуальности и никуда не исчезает даже по прошествии времени.

Потому, обсуждая её, вполне возможно и в очередной раз вспомнить некоторые высказывания некоторых личностей, даже не смотря на их уже месячную давность.

Театр «Современник», предоставлявший свою сцену г-ну Ефремову, в те дни далеко не сразу озвучил свою позицию. Но после того, как и гражданское общество выразило своё практически однозначное отношение к происшествию, а обсуждение в Интернете и на телепередачах достигло высокой точки накала, кто-то из театральной богемы понял, что оставаться в стороне уже не получится. И вот только спустя неделю, 15 июня, на сайте театра появился официальный комментарий.

В первых строках автор объясняет столь долгое молчание «шоком и попыткой осмыслить то, что произошло с одним из самых близких людей «Современника» — Михаилом Ефремовым». Который, по словам автора, был и остаётся «неотъемлемой частью театра». Так и кажется, что именно на слове «остаётся» здесь стоит логическое ударение. И именно это обстоятельство объясняет всё дальнейшее.

Далее неизвестный автор произносит дежурные соболезнования семье Сергея Захарова и выражает надежду, что «его родным хватит сил и мужества, чтобы пережить утрату и сохранить светлую память о нем». Так и хочется продолжить — «…несмотря на то, что его уже нет, а Ефремов жив и, скорее всего, отделается порицанием в виде условного срока; несмотря на то, что вы лишились кормильца, а семья Ефремова уж точно бедствовать не будет, – найдите в себе эти силы и это мужество!».

В конце следует традиционный для «творческих кругов» призыв к милосердию.

«Мы хотим попросить всех вас оставаться великодушными, не впадать в крайность осуждения. Трагедия произошла, и повернуть время вспять не удастся, как бы ни хотелось. Нельзя становиться судьями, клеймить или, напротив, оправдывать. Однако очень важно во что бы то ни стало не давать агрессии, негативной энергии разрастаться. Милосердие — это величайший дар. Сегодня в нем нуждается каждый из нас».

Культурно, мило и душещипательно. Вот только почему-то, после прочтения этих строк, на ум приходит, в первую очередь, легендарное изречение Константина Станиславского: «Не верю!»

Мы знаем, что представители творческой элиты любят призывать к милосердию. Особенно тогда, когда видят, что общество их осуждает, что их привычка решать проблемы деньгами и связями уже стоит поперек горла у народа, что их некогда скрытое презрение к «черни» уже становится слишком явным и слишком заметным, и что терпение этой самой «черни» может вот-вот лопнуть. Потому что, как образованные люди, они хорошо помнят историю и понимают, что всплеск народного гнева неизбежно коснется их благополучия. Причем, как бы к этому ни относиться, — вне зависимости от степени конкретной вины каждого из них.

Но когда история поворачивается другой стороной, они быстро забывают о своем показном благородстве, и, напротив, начинают неистово требовать «растерзать гадину». За примерами далеко ходить не надо – достаточно вспомнить известное «письмо 42-х», в котором наиболее известные представители интеллигенции призывали расправиться с противниками ельцинского режима, а также все их более ранние выступления с призывами поскорее силовым путем положить конец «красно-коричневому мятежу».

Но вернёмся снова в 2020 год. И посмотрим на лицо духовных наследников тех персонажей. Ведь после катастрофы с участием Ефремова многие издания начали публиковать высказывания известных людей. И порой высказывания эти также, как и призывы 1993 года, оказывались весьма красноречивыми.

Пожалуй, наиболее спокойно высказался писатель Александр Цыпкин. Потому давайте сначала послушаем его.

«Я очень рад, что основная часть моей аудитории, люди, близкие мне по духу и человеческим ценностям, адекватно и достойно отреагировали на видео Михаила Ефремова, который не стал трусливо бежать от наказания».

Простите, но, судя по тому самому видео, «кумир театральной общественности» и на ногах-то стоял с трудом, так что «бежать от наказания» ему было, как минимум, затруднительно. Да и не нужно – потому что он прекрасно знал, что за его спиной есть такие, как Цыпкин. Впрочем, не он один.

Актриса Ксения Качалина в эфире передачи «Прямой эфир» была гораздо более откровенна.

«Когда я увидела кадры аварии, они были настолько ужасающие, что я потеряла сознание… Мне так жаль семью погибшего водителя. Но за гениальность Михаила можно простить. Михаил имеет право оступиться, но его ни в коем случае нельзя сажать. Это гений… Этим все сказано. Ему можно всё. Он абсолютно свободный человек и делает что угодно», — призналась Качалина.

Впрочем, по мнению свидетелей этой «пламенной речи», в тот момент Качалина была в неадекватном состоянии. Общественный деятель Павел Пятницкий даже предположил, что женщина явно нуждается в помощи врачей-специалистов.

С чем трудно поспорить. Потому что при других обстоятельствах она, скорее всего, вовремя сообразила бы, что не всегда стоит говорить то, что думаешь, особенно перед телекамерами. Гораздо правильнее выражать свою мысль аллегорическим языком. Например, как выразился актер Гоша Куценко: «…Сдаётся мне, любой Человек перед Богом имеет право на прощение».

Вот только последующие комментарии в соцсетях показали, что представители творческой элиты после «ефремовского» ДТП либо коллективно оказались в «неадекватном состоянии», либо уже просто уверены не только в своём фундаментальном превосходстве над «пылью под ногами» (в этом сомневаться не приходится еще со времён 80-х годов), но и в собственной безнаказанности.

Например, Алексей Панин высказался предельно просто: «Да, Миша, наверное, не должен был садиться за руль пьяным, но Мишу нельзя сажать в тюрьму». Своё мнение он аргументировал тем, что «…таких артистов, как Ефремов, очень мало. Если человек погиб по вине Ефремова, это страшно. Но нельзя такого человека сажать в тюрьму. Если Михаила Ефремова посадят, я пойду с ним». Эх, чуть-чуть не хватило смелости у Алексея дать волю своей мысли и позволить ей прийти к напрашивающемуся логическому завершению: «…А таких, как Захаров, много!»

Мария Шукшина пошла еще дальше. Вначале она обвинила родственников Захарова в том, что они согласились принять участие в программе Андрея Малахова, посвященной этому ДТП (безусловно, тема самого факта существования таких передач заслуживает отдельного разговора, и мы обязательно её коснёмся, но не в этой статье). Затем обратилась к этим же, только что обвиненным в «жажде наживы» родственникам:

«Я хотела бы обратиться к его родственникам. Прошу вас, примите раскаяние Михаила! Вы потом сами себе не простите. Примите и деньги его, но не принимайте денег от иуд, они вам не принесут пользы. Примите его деньги в помощь маме и внучке, которым Сергей помогал. Это не продажа его памяти и не освобождение от наказания Михаила… Поверьте, Господь уже наказал Михаила, оставив его в живых… с таким грузом», — написала Мария у себя в «Инстаграмм».

Однако, пожалуй, откровеннее всех высказался мало кому до этого момента известный писатель и публицист Владимир Кожевников. Он на своих страницах в «Твиттере» и «Фейсбуке» написал буквально следующее:

«С одной стороны, на опасном повороте в Москве общество потеряло в ДТП никому не известного курьера из Рязани.

С другой стороны, русская культура, кинематограф, театр, телевидение, миллионы зрителей потеряли (он сам это признал в обращении) заслуженного артиста Михаила Олеговича Ефремова. Теперь вопрос: какая потеря лично для вас, для общества тяжелее?»

После того, как многие сотни людей ответили Кожевникову, причем далеко не всегда в интеллигентных словах и выражениях, он пошёл на попятную и удалил свой пост. Но, как это ни парадоксально, именно Кожевникову мы все должны сказать наше общее «спасибо!» Потому что он не стал трусливо прятаться за милосердное «понять и простить!», а прямо и четко заявил о том, что в его понимании жизнь представителя буржуазной творческой элиты более ценна, чем жизнь какого-то провинциального рабочего. Ну да, ну да, ведь Ефремов – «поцелованный богом», а Захаровых в России пруд пруди, а как случится недостаток, так бабы еще нарожают, не правда ли?

Впрочем, довольно.

Когда я писал этот материал, меня посетила мысль, что Сергей Захаров – не только пострадавший, но и, в какой-то мере, герой. Да-да – Герой, своею смертью, пусть и невольно, но остановивший пьяного наркомана, мчавшегося по мирной вечерней Москве на своем «Джипе». И, возможно, предотвративший ещё более серьёзную трагедию. Ведь не нужно обладать богатым воображением, чтобы представить, что произошло бы, поверни Ефремов руль не налево, на «встречку», а направо, на тротуар? И сколько таких же простых людей было бы размазано по стенам домов и протектору покрышек ефремовского «Джипа» прежде, чем он остановился бы? Трое? Пятеро? Десять? Впрочем, нашу творческую элиту, скорее всего, и это нисколько не смутило бы. И кожевниковы в этом случае точно так же призывали бы «к милосердию» на том основании, что жизнь одного «великого» актера для общества важнее, чем жизни даже десятка простолюдинов.

А вот теперь давайте вспомним другого человека. Актёра и поэта. А именно – Владимира Семёновича Высоцкого.

Который, конечно же, не был пламенным сторонником коммунистической идеи.

Который в своей творческой жизни не был «святошей», и не раз попадал в самые разные ситуации, в том числе и не очень приятные.

У которого были определенные сложности в отношениях с позднесоветской властью.

И у которого, будем честны, тоже были проблемы с алкоголем.

Но который во время визита в США на вопрос американских журналистов, уже приготовившихся сделать «клубничное» интервью с «гонимым властями» бардом, ответил коротко и чётко: «У меня есть проблемы с нашей властью, но решать их я буду не с вами, при всем уважении!»

Который часто критиковал то, что ему не нравилось в советской системе, но не пожелал становиться козырем в «Холодной войне», подобно некоторым другим персонажам, чьи имена сейчас хорошо известны.

Который далеко не бедствовал, и действительно ездил на престижнейшей в то время модели «Мерседеса», но при этом никогда не воспринимал этот факт как повод для осознания своего «превосходства» над людьми, не имевшими такой возможности.

«Мне претит роль «мученика», этакого «гонимого поэта», которую мне навязывают… Я хочу поставить свой талант на службу пропаганде идей нашего общества, имея такую популярность… Я хочу только одного — быть поэтом и артистом для народа, который я люблю, для людей, чью боль и радость я, кажется, в состоянии выразить, в согласии с идеями, которые организуют наше общество», — писал поэт в письме секретарю ЦК КПСС Петру Демичеву.

Но, пожалуй, самым главным выражением его отношения к своему народу и своей стране было само его творчество. Да, подчас противоречивое и неоднозначное, — но всегда по-настоящему яркое и искреннее, без фальши, притворства и ёрничества.

Для него была святой память о военном поколении, что отразилось в цикле песен о Войне. Некоторые из этих песен по силе своего эмоционального воздействия можно поставить в один ряд с легендарными «Журавлями» Расула Гамзатова и Яна Френкеля. И потому есть все основания предполагать, что если бы при нем кто-нибудь, даже в шутку, назвал себя, подобно Ефремову, «либеральным фашистом», то очень быстро пожалел бы об этом – по воспоминаниям друзей, боксерские удары у Владимира Семеновича были поставлены очень хорошо.

Потому что можно не быть коммунистом и даже иметь проблемы с Советской властью, но при этом не терять Чести, Совести и Порядочности. Не терять уважения к Народу. К сожалению, постсоветская интеллигенция, постоянно изливающая елей в адрес Высоцкого, об этом напрочь забыла.

В связи с чем не грех заметить ещё одну небольшую деталь.

Если на улице остановить, скажем, сто прохожих и спросить: «Знаете ли вы, кто такой Высоцкий?», можно уверенно предсказать, что ответят практически все. А вот такой же вопрос о «великом актёре» Ефремове, боюсь, у многих вызовет затруднения. Не от того ли, что при всей сложности своей творческой личности Владимир Семёнович был и остаётся близким и любимым в самых разных слоях общества, от элиты до простых людей, а Ефремов, как ни крути, является кумиром лишь для весьма узкой «тусовки»? Которая, тем не менее, уверена в своей исключительности?

И ещё. Некоторые комментаторы до сих пор призывают «прекратить травлю» Ефремова. Простите, но о какой, собственно, травле идёт речь? Ведь никто пока не проводит массовых гражданских акций. Никто пока не призвал бойкотировать спектакли «Современника». Никто не закидывает тухлыми яйцами выходящих из него актеров. Никто не поджидает во дворах с зелёнкой авторов вышеприведённых высказываний. И, я уверен, ничего этого не будет.

Но вот, может быть, как раз настал момент поучиться у врага солидарности?

Ведь не прошло и нескольких часов, как разнообразные элитарии начали слать Ефремову «лучи поддержки» и всячески призывать «понять и простить».

А вот сможет ли российский рабочий класс в том случае, если буржуазной творческой элите путем подкупа ли, давления ли, слёзных уговоров ли или иных методов удастся уговорить суд «понять и простить великого актёра», во весь голос заявить своё требование – «не прощать и подойти к делу со всей строгостью закона, перед которым, согласно Конституции, все должны быть равны»?

И. Молчанов