«Университетская солидарность» в МФТИ

От редакции. Состояние образования в Российской Федерации оставляет желать лучшего. С тех пор как не стало Советского Союза система образования постоянно терпит изменения, с которыми согласны далеко не все. Многие понимают: цель этих нововведений — безболезненно подчинить своей воле широкие слои. Ведь чем глупее население страны, тем оно сговорчивей, не правда ли? Расходы на образование сокращаются, и это называется «оптимизацией». А между тем, доходы господ-депутатов, «принимающих решения» об оптимизации, и прочих агентов властных структур только растут.

Ситуация ухудшается год из года, но народ безмолвствует. Наши корреспонденты побеседовали с теми, кто не смог молчать. Это товарищи из профсоюза «Университетская солидарность» в Московском физико-техническом институте.

Мы надеемся, что этот материал станет полезным для понимания состояния боевых ячеек в образовательных учреждениях.

---

Добрый день.

Сегодня мы беседуем с руководителями первичной организации профсоюза «Университетская солидарность» в Московском физико-техническом институте, Максимом Балашовым и Андроником Арутюновым. Максим Викторович, Андроник Арамович, здравствуйте.

М. Б.: Здравствуйте.

Ваша первичная организация была образована чуть более года назад. Расскажите вкратце, как и почему это произошло.

М. Б.: В конце 2014 года мы подали предложение в коллективный договор МФТИ. И эти предложения были просто проигнорированы, когда они подавались членами нашей инициативной группы. И только после того, как мы смогли через СМИ донести озабоченность нашими проблемами, и это побудило руководство ВУЗа встретиться с нами, часть наших предложений удалось в несколько отредактированном руководством формате включить в коллективный договор. В результате этого взаимодействия с администрацией стало понятно, что нужна структура, которая имела бы какой-то официальный статус и могла бы отстаивать интересы, в частности, профессорско-преподавательского состава. Вот так возник наш профсоюз. Потому что по нашему закону профсоюз именно такой структурой и является.

А. А.: Сначала появилась некоторая инициативная группа, которая в какой-то момент фактически стала профсоюзом. Мы долго не хотели никаким образом оформляться, но нам активно помогала «Университетская солидарность». В какой-то момент мы решили, что поскольку мы фактически уже являемся профсоюзом, стоит оформить наши отношения документально, и создали первичную профсоюзную организацию в рамках «Университетской солидарности». Наша-то задача простая: мы хотим, чтобы у нас с руководством был бы нормальный диалог. Почему-то руководство считало полтора года назад, что с нами диалог вести совершенно не нужно. Теперь вести с нами диалог им приходится. Это очень хорошо.

Кратко поясните, пожалуйста, в чём была суть Ваших предложений.

М. Б.: Вы имеете в виду коллективный договор?

Ваша инициативная группа возникла по поводу коллективного договора?

М. Б.: Возникла она даже чуть-чуть раньше, но первые серьёзные переговоры с руководством прошли именно в конце 2014 года. Предложений было несколько. Основное — это открытие информации. Это краеугольный камень нормальной экономической политики в организации. Первое, что мы требовали — чтобы была открыта информация по всем подразделениям о зарплатах сотрудников. Во многих ВУЗах, в частности, в государственных ВУЗах США информация о том, сколько какая персона получает, открыта. Иногда без фамилий, по должностям. Иногда с фамилиями. Мы требовали, чтобы она была открыта и в МФТИ. Она не открыта внятным образом до сих пор. Второе наше требование — ограничить отношение максимальной к минимальной зарплате хотя бы профессорско-преподавательского состава (ППС) ВУЗа. Не является нормальной ситуация, когда ректор получает в 40 раз больше годового дохода, чем средний преподаватель. Мы хотели ограничить этот показатель каким-то числом, не больше пяти. Был ещё ряд мелких вопросов, но эти — основные. Если информация о зарплатах открыта, то все понимают законность или незаконность своих требований.

Нужна обратная связь. В оценке эффективности руководства, как ВУЗа, так и любой другой организации, важным параметром является доход сотрудников. Если доход сотрудников растёт, то это эффективная структура, и надо поощрять такого руководителя. Если же это не так, с руководителем нужно что-то делать.

Было время, когда зарплаты ППС были существенно ниже. Когда я учился, помню, что слышал такие слова: моей зарплаты хватает чуть более чем проезд до института. Это было менее 10 лет назад. Сейчас зарплаты, хотя и оставляют желать лучшего, но всё-таки существенно выросли. Почему, несмотря на это, именно сейчас возникают независимые профсоюзы, а не, например, 10 лет назад?

М. Б.: Давайте я расскажу, поскольку я поступил на Физтех в 1989 году, и на моей сознательной жизни прошёл весь процесс 90-х годов, когда действительно зарплаты были очень маленькие, а стипендии не хватало вообще ни на что, и мы питались картошкой, которую жарили на воде. Когда был похоронен Советский союз и начался 93-й или 94-й год, действительно, ситуация экономическая во всей стране была крайне плохая, и бюджет института был низкий. Действительно, человек ничего не получал, но не было того бюджета, из которого он мог бы требовать зарплаты. Ситуация так тянулась до конца 90-х годов. Потом стали расти цены на нефть, и ситуация стала меняться. Уже в конце 90-х стал появляться дисбаланс. Руководители стали ездить за границу куда-то. А рядовой сотрудник не мог и мечтать о финансировании какой-то командировки даже по России, не говоря уже о международных. Но это было в довольно небольших масштабах, и все понимали, что руководитель должен куда-то ездить, а рядовые сотрудники могут и потерпеть. Но началось довольно благополучное время, а дисбаланс остался. Рядовые сотрудники действительно стали получать чуть больше, но не пропорционально тому доходу, который имела Россия, а руководство стало получать уже очень большие деньги. Финансирование ВУЗа стало увеличиваться. В начале 2000-х годов была замечательная статья у профессора Покровского. Он писал: всем говорят, что ваш труд подвижнический, что вы делаете важное дело, но профессорско-преподавательскому составу ничего не платят. При этом руководство ВУЗа жирует и нагло такие заявления делает. Был ряд статей на эту тему, люди начали осознавать эту диспропорцию. Совершенно уродливую форму эти диспропорции приняли к 2010—2012 годам. Возьмём, например, Физтех. Наше финансирование было в прошлом году около 1.4 миллиарда рублей. Это только то, что на преподавание тратится. У нас куча разных грантов, научных программ. На один только 5-100  почти миллиард давали. То есть финансирование Физтеха не меньше 4 миллиардов рублей в год. Это только деньги, которые выделяются под научно-преподавательскую деятельность, без учёта ремонта и строительства. Деньги выделяются даже по международным меркам приличные. Но при этом в прошлом году моя зарплата, доцента, доктора физ.-мат. наук, составляла 31 тысячу рублей. И надбавка 15 тысяч в лучшем случае. При этом от нас требуют, чтобы мы входили в мировые рейтинги. Это бред какой-то.

Создаются новые лаборатории в МФТИ сейчас. Они финансируются достаточно неплохо, действуют в разной степени успешно в научном плане. Хотя даже их финансирование, если сравнить с международными стандартами, не такое уж и большое. Очень часто эти лаборатории совсем ничего не публикуют. У нас была в «Троицком варианте» статья, в которой мы проанализировали эти лаборатории. Треть из них, по-видимому, «фейковые», то есть не занимающиеся научной деятельностью. При это каждая лаборатория получает порядка 10-20 миллионов рублей в год. Но и на этом фоне кафедры высшей математики, общей физики, теоретической физики, которые занимаются научной работой, публикуют статьи, практически не финансируются, хотя по той же программе 5-100 это возможно. Возникает, конечно, дополнительное недовольство.

А. А.: С точки зрения общей логики можно предположить, что на общеинститутских кафедрах (то есть обеспечивающих учебный процесс в рамках институтского цикла — ред.) наукой у нас можно не заниматься, хотя от нас статьи требуют. Но есть лаборатории, работающие на мировом уровне, которые продолжают ютиться в маленьких комнатах, тогда как рядом построен замечательный зелёный корабль. На Физтехе есть лаборатории, которые активно работают и пишут статьи, и нет никаких сомнений, что эти лаборатории являются хорошими и перспективными. Почему их не поддерживают, нам не очень понятно, притом что институт выделяет деньги на каких-то новых людей, которые не ведут здесь занятий.

Если я Вас правильно понял, возмущение вызывает не только абсолютное положение профессорско-преподавательского состава, сколько несправедливое распределение финансовых средств?

М. Б.: Несправедливое распределение финансовых средств больше бросается в глаза. Если в стране действительно тотальная бедность, глупо требовать, чтобы какая-то группа лиц, например, преподаватели, получали много. Но когда это не так, когда финансирование достаточно приличное, но по уровню зарплат ППС в списке стран мира Россия находится во второй сотне, то, конечно, это требует какой-то реакции научного сообщества.

А. А.: Нас возмущает не столько разница между бедными и богатыми. Если знаменитые майские указы президента. По ним сказано, что оплата труда преподавателей должна быть порядка двукратной средней по региону. Их надо выполнять. А руководство института почему-то считает по-другому. Оно говорило, что денег на это просто нет. Это явная неправда, поскольку госзадание, исходя из которого происходит оплата труда ППС, является общеизвестной цифрой. Мы взяли эту цифру, разделили на количество преподавателей, взяли от получившегося значения 60 процентов. Цифра 60% — это доля на оплату труда по рекомендации министерства. По состоянию на сентябрь прошлого года, только 30% этих средств тратились на зарплату. Когда мы стали задавать вопрос, почему не происходит распределения в соответствии с рекомендациями министерства, нам стали говорить какие-то непонятные для нас вещи. Как выяснилось в ходе переговоров, это была ошибка, сейчас она исправлена, и зарплата за последние полгода для штатных сотрудников действительно выросла примерно в два раза. Фактически, всё, чего мы добивались, это выполнения указания министерства.

М. Б.: Парадокс действительно заключается в том, что декларируется, что должны выполняться «майские указы» Путина, каждый месяц заявляется, что деньги выделяются. Вроде министерство должно быть кровно заинтересовано, чтобы мониторить ситуацию по ВУЗам, но на местах ситуация совершенно безобразная. И в Москве ещё может быть поднят вопрос, через СМИ, через концентрацию научного сообщества, а на периферии ситуация совершенно ужасная. Профсоюз оказался той организацией, которая инициировала обсуждение всех этих вопросов. Потому что на персональном уровне мы их задавали тоже. Мы их задавали и ректору, и проректорам разным. Нам говорили: у нас не денег, у нас котельная, у нас коммуналка огромная, у нас нет платных студентов. А потом мы узнали удивительные цифры от заместителя министра: платный студент на Физтехе сейчас в год платит 160 тысяч рублей. А государство даёт на бюджетного студента 229 тысяч рублей. То есть фактически платный студент бессмысленен с финансовой точки зрения. Зачем их берут, я не знаю, может быть, эти деньги как-то аккумулируются специальным образом.

Кроме того, поскольку в России руководство отвыкло от контроля со стороны общества, со стороны нижестоящих структур, возникают удивительные вещи. Например, нам заявляют, что МФТИ — подмосковный ВУЗ. Значит, нам зарплата должна платиться исходя из средней зарплаты по Подмосковью, которая примерно вдвое ниже, чем в Москве. Это говорил нам, в частности, замминистра Повалко на встрече с нами 30 октября. Но юристы нам объяснили, что раз регистрация у МФТИ в Москве, то ВУЗ — московский. Вот эти странные все вещи должны исправляться. Без профсоюза это исправить крайне сложно. Это крайне сложно исправить даже с профсоюзом, но наша организация, я считаю, нормально сработала в отношении этих довольно очевидных нарушений. Но, чтобы их исправить, нужна довольно нетривиальная деятельность. Весь этот комплекс проблем требует действий консолидированной группы, которая должна быть представлена, видимо, профсоюзом, так как других структур нашим законодательством не предусмотрено.

Раз уж зашла речь о финансовых вопросах, хотелось бы перейти к такому понятию, как эффективный контракт, который сейчас вводится в Московском физико-техническом институте. Что он из себя представляет, чем он отличается от сметного финансирования, как относится к нему профсоюз?

М. Б.: Эффективный контракт — это придумка даже не нашего руководства, а министерства. Дело в том, что часть зарплаты преподавателя — это оклад и некоторая надбавка на кафедре, а часть даётся за некоторые показатели эффективности. Это учебно-методическая работа, это научная работа и это общественная работа. Мы хотели минимизировать долю этого контракта и максимизировать окладную часть. Фактически, надбавка за эффективность — это третья часть от зарплаты — должна либо даваться, если человек всё нормально делает, либо не даваться, если он совсем не соответствует своей компетенции, своей должности. Что это будет у нас, не совсем понятно. Я принимал участие в комиссии, которая вырабатывала положения по этому контракту. Сейчас за эти положения дают некоторые баллы. Как эти баллы будут переводиться в рубли — этот вопрос пока висит. Это будет сделано, видимо, летом, после того, как в течение весеннего семестра будет собрана статистика по эффективному контракту. И с сентября 2016 года этот контракт будет работать уже не в тестовом режиме, как сейчас, а в настоящем. Наша позиция — что основная часть финансирования преподавателей должна быть окладная. А надбавки должны быть малы, в частности, эффективный контракт.

А. А.: Мы не против того, чтобы эффективный контракт был большим. Но нужно, чтобы базовый оклад, то есть оплата наших непосредственных обязанностей, составляла основную часть зарплаты. Эффективный контракт по своей сути является оплатой дополнительных действий, которые совершает преподаватель. Например, он должен поощрять развитие преподавателя, научную работу, ведение дополнительных семинаров. Это наша основная позиция. А, вообще, эффективный контракт — это, по-видимому, некоторое стихийное бедствие, которое придумано нашим дорогим министерством образования, и отменить его невозможно. Поэтому с ним надо как-то работать. Мы будем стараться сделать эффективный контракт доступным для большинства штатных преподавателей и, самое главное, для совместителей. Конечно, должно быть некоторое обсуждение того, каким он должен быть для совместителей. То ли ставка эффективного контракта должна умножаться на долю ставки, то ли ещё что-то, но он в любом случае должен быть доступным для всех преподавателей. Иначе это нарушает их права за счёт других.

Помимо финансовых вопросов, если ли другие дела, где профсоюз смог показать себя и чего-то добиться?

М. Б.: Есть определённые дела. В начале 2016 года у нас прошла конструктивная встреча с проректором Вороновым, который собрал нас, выслушал предложения от профсоюза и другой инициативной группы преподавателей относительно жизни на Физтехе. Это касалось многих моментов вплоть до закупки мела. Почему-то на Физтехе годами не могут закупить нормальный мел, это к вопросу о компетенции руководителей. Мы даже подарили ректору и проректору кусочек мела, который надо купить, и коробку от него. Это немецкий мел, хороший и не очень дорогой. Но он до сих пор не закуплен и, по-моему, никогда не будет закуплен. На этой встрече мы также подняли вопрос о количестве посадочных мест в аудиториях. Почему-то считается, что во многие аудитории можно более 200 человек посадить, чтобы они слушали лекцию. Внезапно оказалось, что это не так. Говорили о состоянии досок. Почему-то после ремонта во многих аудиториях доски оказались слишком маленькие, чтобы на них писать лекцию. Вообще действия профсоюза и инициативных преподавателей — это всегда позитивный момент, поскольку администрация, занимаясь глобальными финансовыми вопросами и строительства новых зданий, просто не понимает, что мел плохой, что доски неподходящие, что есть проблемы со звуковым оборудованием и т. д. И какие-то успехи в этом есть. Кое-где заменили доски, обещают купить нормальный мел. Пока не купили, но обещают.

А. А.: Это о том, что было недавно. А в целом за этот год нам удалось добиться больших успехов по части трудовых договоров. Дело в том, что в редакции, которую обнаружили наши бдительные сторонники, были два замечательных пункта, которые фактически запрещали обсуждать Физтех с третьими лицами. Это шедевр юридической мысли. Мы задали этот вопрос проректору Зубцову, если не ошибаюсь. Он нам сказал, что там всё хорошо и замечательно. Как выяснилось, это не так. Это заинтересовало СМИ. В результате выяснилось, что этот, подписанный многими сотрудниками института трудовой договор был некоторым тестовым и вообще случайно тут оказался. Комментировать подобную логику руководства мы не будем. Собственно, эти одиозные пункты были из трудовых договоров изъяты. Потом нам сотрудники с базовых кафедр говорили, что всё равно есть претензии к этим трудовым договорам. Мы надеемся, что впоследствии будет проведена некоторая дискуссия по этому поводу с руководством и представителями базовых кафедр.

Был у нас эпизод взаимодействия с концертным залом, когда сотрудников начали «выселять» с рабочих мест. Мы обратились к проректору. Выяснилось, что вышло некоторое непонимание, что проректор просто забыл им сообщить, что их не выкидывают с работы, а просто будут проводить ремонт. Это недоразумение было разрешено.

Были ещё случаи, когда некоторым сотрудникам базовых кафедр не выплачивали зарплату и аннулировали у них пропуск, как выяснилось, по причине головотяпства, а не каких-то идейных преступных намерений. Здесь тоже нам удалось помочь сотрудникам. Были и другие моменты, но основное — это, пожалуй, трудовые договоры и то, что удалось найти контакт с руководством по поводу улучшения бытовых условий работы.

Что касается головотяпства, его, как правило, можно исправлять в конструктивном диалоге с руководством, помогать ему исправлять его ошибки. А вот что касается трудовых договоров, не совсем понятно, как такие вещи могут осуществляться в условиях довольно развитой университетской демократии. Насколько я знаю, ректор является выборной должностью.

М. Б.: Вы заблуждаетесь. Ректор Кудрявцев уже не избирался, как минимум, один раз. Последнее его назначение — это какая-то договорённость кулуарная между министерством образования, которое сказало, что только Николай Николаевич Кудрявцев может вывести Физтех в люди. По-моему, во всех ВУЗах, участвующих в программе 5 топ-100, и во многих других российских ВУЗах ректор не избирается. В МГУ и СПбГУ он назначается президентом. Кем назначается ректор Физтеха, я не в курсе: может быть, министерством или Наблюдательным советом МФТИ.

А. А.: По-моему, он утверждается Учёным советом по представлению Наблюдательного совета.

М. Б.: Но сотрудники никаким образом не имеют возможность повлиять на этот процесс. И говорить о какой-то университетской демократии, университетской автономии в России сейчас… нет, руководство института, конечно, стало автономным от всех и может проделывать какие-то свои делишки. Но во всём мире автономией называют нечто другое. Хотелось бы, чтобы это было исправлено, поскольку в процессе назначения и ректора, и проректоров должна быть обратная связь с сотрудниками, которые, в первую очередь, и могут сказать: эффективны ли эти товарищи на своих постах или нет. Сейчас этого нет.

А. А.: К сожалению, Учёный совет выполняет свои функции, чисто административные, и не является представительством преподавателей. Формально проводимые время от времени конференции работников института уже очень давно превратились в балаган, на котором не предоставляется слово всем, кто хочет это слово взять, и предлагается послушать доклад руководства института, вежливо похлопать в ладоши и разойтись. К сожалению, университетская демократия у нас выглядит примерно так.

Мы продолжаем беседу с руководителями профсоюза «Университетская солидарность» в Московском физико-техническом институте. Хотелось бы вернуться к истории создания профсоюза. Мы часто слышим слова о необходимости объединения, самоорганизации, но довольно плохо себе представляем, как это должно происходить на практике. Не могли бы Вы рассказать, как технически организовывался профсоюз? Как Вы убеждали людей вступать в него? С какими проблемами при этом сталкивались: с непониманием, с недоверием, с безразличием? Как преодолевали их?

М. Б.: Мы говорили, что идея организовать профсоюз возникла в конце 2014 года после напряжённых переговоров о коллективном договоре. Нам повезло, что мы смогли скооперироваться, стать ячейкой «Университетской солидарности», потому что там большой пакет документов нужно подготовить, что сложно сделать, не имея юридического образования. Я хочу сказать, почему мы выбрали «Университетскую солидарность». Во время переговоров о коллективном договоре юристы «Университетской солидарности» нам помогли советами, замечаниями, документами. Поэтому мы решили влиться в их ряды. С их стороны был подготовлен весь пакет документов, и в конце февраля 2015 года это было оформлено и передано на Физтех. На Физтехе два месяца мурыжили эти документы. Только после наших настойчивых писем, с привлечением Павла Кудюкина (сопредседателя «Университетской солидарности» — ред.), 21 апреля состоялась встреча, на которой с нами было подписано соглашение о взаимодействии, где прописано, что администрация обязуется предоставлять профсоюзу помещение и все документы, которые касаются работников. Этот пункт договора до сих пор не исполняется. На наш адрес электронной почты никаких документов не присылают. Говорят, что все документы есть на сайте МФТИ, но найти их там невозможно и, зачастую, их там и нет.

Вы интересовались, как мы привлекали людей. Вначале это была инициативная группа, буквально, человек 10 где-то. Потом стали подтягиваться люди, поскольку видели, что мы делаем какое-то разумное дело. Что мешает вступать? У нас небольшой профсоюз. Вообще независимые профсоюзы небольшие обычно. Почему это так? Начальник знает, как лучше — эта позиция встречается у многих людей, причём эти люди могут придерживаться прогрессивных взглядов в других вопросах. Они просто так воспитаны. Есть достаточно много пенсионеров, которые считают, что они в группе риска, что их могут уволить, и ничего не хотят. Но есть и такая категория людей, которым просто безразлично, что происходит. И вот как-то в России эти три множества практически всё и покрывают. А тех, кому не всё равно, достаточно мало. Это нормальная ситуация. Главное, чтобы в профсоюзе все люди нашли своё место, чтобы на них не наваливали дел, которые они не могут сделать, и найти то, что им интересно. У нас потихоньку растёт наша ячейка, и все люди, которые в нашем профсоюзе состоят, выполняют какую-то работу. Кто-то занимается сайтом, кто-то занимается текстом, кто-то пишет статьи для газет, занимается информационными делами. Кто-то занимается расследованиями, информацию добывает, мониторит какие-то сайты, сайт Физтеха, в частности. Большое общение у нас проходит по электронной почте. Мы постоянно держим руку на пульсе, информация мгновенно распространяется между членами и сочувствующими. Важна информационная активность профсоюза, важно, чтобы люди видели, что профсоюз делал какие-то разумные шаги. Лучше, чтобы шаги выливались в дела. Последняя наша большая акция — когда в октябре прошлого года было подписано открытое письмо ректору о ситуации в МФТИ. Она инициирована нашим профсоюзом, но подписало её более 100 человек. Это шестая или седьмая часть штатных сотрудников, это огромное количество на самом деле. Причём если говорить о политическом спектре, то письмо подписали все, от Беклемишева до Надеждина, то есть там спектр весь.

Поясните, кто эти люди. Я-то их знаю, а читалели — нет.

А. А.: Борис Надеждин — это бывший сопредседатель СПС. (Выпускник МФТИ, заведующий кафедрой права — ред.)

М. Б.: А Дмитрий Владимирович Беклемишев — один из старейших профессоров кафедры высшей математики МФТИ, лектор по курсу аналитической геометрии и линейной алгебры. Для Физтеха эта фигура легендарная. Человек, который много сделал для становления этого курса, написал известный учебник. Он совсем не либеральных взглядов придерживается. То есть у нас весь спектр присутствовал среди подписантов этого письма. Люди видели, что какие-то неразумные действия совершаются руководством, и хотели этому противостоять. Вот такие действия и привлекают к профсоюзу. Сравнивая с иностранными профсоюзами, где численность на порядок больше, нам, конечно, расти и расти.

На Физтехе, как и в других ВУЗах, есть официальный профсоюз. Это структура, которая совершенно прикормлена администрацией и абсолютно не защищает права сотрудников. Простейший пример: во время, когда в учебном корпусе шёл ремонт, человек упал и сломал ногу. Руководитель этого профсоюза узнал информацию об этом инциденте от меня и сказал: мы не можем ничего сделать. Максимум, матпомощь в три тысячи рублей дадим. Фактически, его деятельность сводится к распределению путёвок в санаторий, матпомощи, талонам на питание (если остались), походам в театр и цирк. Ну и поездки на плохих автобусах по Подмосковью.

Автобусы до метро «Речной вокзал» остались?

До «Речного вокзала» — нет, так как сейчас хорошо ходит общественный транспорт. То есть, фактически, профсоюз занимается тем, чем заниматься сейчас не надо. Сейчас куча турбюро есть, и если человек хочет куда-то поехать, он звонит, и ему на дом привозят пакет документов. Если он хочет новогодний подарок детям, он идёт в магазин и его покупает. Профсоюз должен защищать права работников. А вот эти структуры, которые выродились с советских времён в недопрофсоюзы, непонятно, зачем нужны и какой цели служат. Для меня это загадка.

Я бы хотел немного подробнее услышать про разделение обязанностей внутри Вашего профсоюза.

А. А.: Во-первых, основа деятельности нашего профсоюза — это наша открытость. Мы всегда готовы выслушать предложения, замечания, комментарии со стороны любого сотрудника института. В этом нам помогает сайт. Я как раз занимаюсь сайтом, мне помогают другие члены профсоюза, особенно по части орфографии, многие тексты мне помогают писать. В основном курирую информационную рассылку я. Мы постоянно обо всех наших существенных действиях мы пишем на сайте, делаем рассылку. В списке рассылки почти все, кто подписали открытое письмо, и многие другие сочувствующие. В целом, у нас есть некая обратная связь с преподавателями. Если у преподавателей есть какие-то проблемы, они стараются нам сообщать, мы стараемся им помогать. Говоря в целом по поводу разделения обязанностей внутри профсоюза, у нас есть Максим, председатель. Есть я, исполняющий обязанности пресс-секретаря и занимающийся сайтом и рассылкой. Есть Роман Карасёв — казначей. Есть многие другие, и у всех есть свои выделенные направления деятельности, но в целом мы всегда друг другу помогаем и стараемся максимально активно друг с другом общаться и доносить друг до друга нужную информацию. Если говорить о нашей непосредственной деятельности, то у нас что-то вроде анархической ячейки. Но основа нашей деятельности — это открытость. Профсоюз — это сторона в диалоге с работодателем. Поэтому мы стараемся выражать интересы не только тех, кто является членом или сочувствует нашему профсоюзу, но, по возможности, всех преподавателей.

Когда мы начинали говорить о Вашей профсоюзной ячейке, Вы в первую очередь стали говорить об «Университетской солидарности», о юридической помощи. Всё-таки, что наиболее важное в профсоюзе: юридическое оформление или, как говорили классики, живое творчество масс?

М. Б.: Наверное, всё-таки, живое творчество масс важнее. Юридическая помощь, конечно, бесценна. «Университетская солидарность», например, обеспечивала экспертизу документов, эта экспертиза была исчерпывающей и сильно помогала в переговорах с работодателем. Но, конечно, центральным моментом в этой структуре является живое творчество масс. Конечно, важно изначально, чтобы существовала группа из нескольких человек, буквально 3-4 достаточно, которая бы чётко поняла, что идея нормального неформального профсоюза должна доводиться до логического конца. Тут всё-таки есть нюанс. В больших городах, в Москве, это, наверное, проще, потому что здесь и научное сообщество больше, и информация распространяется лучше. А вот в Иваново, например, тоже возник профсоюз «Университетская солидарность». В таких местах, действительно, очень трудно бороться, даже имея небольшую группу, потому что там, ну, совершенно дикий феодализм на местах. Я прошу и прессу, и профсоюз обратить внимание на периферию, потому что там такие вещи происходят, про которые в Москве, наверное, даже и думать не будут. Тут я хочу передать привет всем профсоюзам на периферии, чтобы они держались, что мы можем им помогать.

Как Вам удаётся добиться того, чтобы мнение вашего профсоюза принималось во внимание администрацией?

Это, кстати, очень трудно. В идеале должен быть разумный диалог между сотрудниками и администрацией. Допустим, человек или два предлагают разумные шаги. Администрация соглашается и делает. Тогда и профсоюз не нужен. Но эта схема не работает нигде, как показывает мировой опыт. Потому что администрация, развращённая отсутствием обратной связи с сотрудниками, так как нет выборов ректора, нет никаких рычагов влияния на неё, просто окукливается в своеобразную группу лиц, которая занимается своими финансовыми вопросами в ВУЗе, а на профессорско-преподавательский состав спускает минимально возможное количество денег, которое только возможно в данных условиях. Тут нужен профсоюз.

Как нам удаётся? Очень часто при помощи прессы, при помощи каких-то акций массовых, при помощи подписания письма. Вот только последний буквально месяц нам удаётся взаимодействовать в нормальном рабочем режиме, и то со скрипом. То есть мы пишем письмо проректору или каким-то компетентным людям, с нами встречаются и нас выслушивают.

А. А.: Вообще схема работы у нас выстроена примерно так. Мы люди наивные, мы вначале отправляем запрос руководству института. Его зачастую игнорируют, или мы получаем какую-нибудь отписку. Например, с теми же самыми трудовыми договорами мы написали письмо, что такой-то и такой-то пункт трудового договора нарушает такой-то федеральный закон или, простите, Конституцию. На это мы получили отписку, составленную на коленке, что никаких нарушений нет. Никаких объяснений при этом предоставлено не было. Мы были вынуждены привлекать внимание общественности к этому факту.

М. Б.: Нет, мы не стали сразу обращаться к общественности. Получив экспертизу, сделанную юристами «Университетской солидарности», где было расписано, каким законам противоречит запрет общения со СМИ, мы вывесили его на нашем сайте и ещё раз сделали запрос в администрацию. И опять не получили адекватной реакции. После этого мы уже были вынуждены обратиться к СМИ.

А. А.: Когда я на «фейсбуке» написал о том, как у нас волшебным образом игнорируют все мыслимые и немыслимые законы о свободе распространения информации, включая конвенцию ООН о правах человека, это людей заинтересовало. Журналисты уже сами начали после этого звонить и интересоваться, так это или не так. После этого министерство образования уже стало интересоваться у руководства ВУЗа, что происходит. Теперь руководство обижается на нас за то, что мы привлекли прессу, но только после этого начался какой-то конструктивный диалог. Мы совершенно не заинтересованы в общении со СМИ, мы вполне готовы пропустить эту ритуальную часть и сразу переходить к диалогу. Но нас почему-то очень часто не слышат, игнорируют.

В качестве одного из инструментов для своей работы Вы упомянули работу со СМИ. Какие ещё инструменты вы применяете? Юридические, апелляции к трудовому законодательству, играют ли какую-то роль?

М. Б.: Ряд вопросов мы и без СМИ решили. Последнее только время у нас такой опыт есть. Вопросы по условиям труда нам пока удаётся решать без участия СМИ, в рабочем порядке. Я не знаю, решатся или нет.

А. А.: Какие у нас инструменты есть? Переговоры и обращения в надзорные органы. Мы стараемся избегать обращения в надзорные органы, поскольку погрязнуть в сутяжничестве с администрацией института — дело неконструктивное и, скорее всего, не приведёт к успеху. Опыт некоторых других профсоюзных организаций, в частности, «Университетской солидарности», наглядно показывает, что если работа профсоюза сводится к хождению по судам, это не даст успеха для сообщества преподавателей в целом. Как крайняя мера это возможно.

М. Б.: Как крайняя мера, действительно, как забастовка, к которой мы не прибегали и, надеюсь, в этом не будет необходимости. Вообще сила профсоюза — в какой-то консолидации группы лиц, не обязательно членов профсоюза. То же самое письмо, которое было подписано более чем сотней человек — это заявка о том, что есть проблема и мы требуем её решить. К такой ситуации не может не прислушаться любой руководитель, даже самый невменяемый. У нас руководство относительно вменяемое.

Относительно чего?

Относительно вменяемый человек — это человек, невменяемый только изредка. У нас, на мой взгляд, такое руководство. Поэтому если профсоюз выдвигает какие-то разумные требования, которые одобряет большая группа лиц, не обязательно членов профсоюза, это серьёзный аргумент, с которым невозможно не считаться.

Насколько в деятельности профсоюза важна его численность? Стремитесь ли Вы собрать под крыло «Университетской солидарности» половину сотрудников?

М. Б.: Численность, конечно, важна. Если большая группа лиц требует ответа на вопросы, с ней нельзя не считаться. Но мы не ставим себе целью любой ценой втащить в свой профсоюз людей. Потому что если есть балласт, то это может выйти боком. Мы хотим, чтобы были какие-то идейные борцы. У нас небольшой профсоюз, несколько десятков человек. Как мы можем, так и растём. Мы специально суперактивно никого не приглашаем, но всех, кто хочет, мы записываем и даём возможности для самореализации внутри этой структуры.

А. А.: Если говорить о том, хотим ли мы половину численности сотрудников, то конечно же нет. Потому что ППС не составляет половину от численности. У нас очень много научных работников, уборщиц, технического персонала. Но, поскольку мы профсоюз и поскольку мы хотим выражать интересы преподавателей, в целом, в конечной перспективе мы хотим, чтобы почти все желающие преподаватели состояли в нашем профсоюзе. Но это не есть наша самоцель. Наверное, рано или поздно, если мы будем продолжать работать в том же духе, это произойдёт само собой. Формально подписать заявление на вступление в профсоюз — дело нехитрое и ни к чему человека не обязывает. Мы как раз не хотим превращаться в наш официальный эрзац-профсоюз, в котором все состоят априори. А что толку? Это даёт им большие членские взносы. Мы работаем не ради членских взносов, а ради того, что у преподавателей были хорошие условия работы. В том числе и у нас.

Последний вопрос к Вам. Как налажено взаимодействие с вышестоящими организациями? Есть ли московская организация «Университетской солидарности», какое взаимодействие есть с центральным органами профсоюза, с другими профсоюзами Конфедерации труда России?

А. А.: С центральными органами профсоюза мы в Москве взаимодействием. Они нам помогают юристами, с решением наших локальных задач. Мы им помогаем участием в пикетах, участвуем в конференциях. С другими профсоюзами КТР мы, пожалуй, не взаимодействуем. Иногда мы размещаем на сайте какие-то воззвания КТР в их пользу, иногда в личном порядке каким-то образом участвуем, но целенаправленно не взаимодействуем. Сама КТР нам дважды помогала. Первый раз — когда администрация института игнорировала наше создание, тогда Кравченко (президент КТР — ред.) нам помог, написав письмо ректору с выражением недовольства по этому поводу. Но я ещё раз подчеркну, что в профсоюзе самое главное — это рядовые члены и первичные организации. Весь остальной профсоюз — это не более чем надстройка, которая помогает коммуницировать друг с другом.

Я очень надеюсь, что из нашего общения сложилось понимание, что профсоюз — это не политическая, не оппозиционная организация. Это естественный шаг к самоорганизации работников. Это относится не только в ВУЗам, но и к заводам, и к чему угодно. Это не так страшно, как может показаться со стороны. Дело это очень важное и полезное. И, естественно, мы желаем успехов в работе. И в борьбе, в крайнем случае.

Спасибо, Максим Викторович. Спасибо, Андроник Арамович. Я думаю, что наша беседа не последняя.

Беседовал П. Бахвалов