БАТОВ Александр
Этот текст является сводом моих личных, субъективных впечатлений от поездки в Сирию. В нём нет стенограмм интервью и записей бесед. Всё это можно будет посмотреть на «Красном ТВ». Здесь же я написал своеобразный репортаж о том, что довелось видеть. Изложение несколько мозаично, поскольку сама моя деятельность в стране не отличалась размеренностью. Однако считаю важным подчеркнуть: я пишу лишь о том, что видел сам или узнал от заслуживающих доверия источников. Мои впечатления не являются, конечно, истиной в последней инстанции, но они таковы, каковы есть. Критически настроенным гражданам могу напомнить, что Сирия по-прежнему открытая страна, поэтому каждый неудовлетворённый читатель может съездить туда и составить собственное мнение. Пока не поздно.
Путь в Дамаск
…В 9 утра я сдал ключ от номера в бейрутском отеле и сел в такси, которое должно было довезти меня до Дамаска. Ливанские товарищи считали дорогу до Дамаска опасной, поэтому решили сами подобрать мне такси понадёжней. Таксистом был спокойный, несуетливый пожилой мужик. Мы с ним ещё раз обговорили все детали и двинулись в путь.
Дорога была сложной, извилистой как серпантин, ведь нас окружала гористая местность. Таксист оказался лихачом, и мы без устали кружили по асфальтовой спирали, то набирая, то сбрасывая скорость.
На пути к ливанско-сирийской границе нам встретилось два или три блокпоста, занятых либо военной полицией, либо собственно ливанской армией. Мы замедляли скорость, иногда водитель перебрасывался одним-двумя словами с солдатами, и такси продолжало свой путь. Наконец, спустя час с небольшим мы достигли границы.
Сбоку от дороги стояло здание, в котором проводился паспортный контроль. Вокруг царила обычная для Востока базарная суета; в самом же здании народу было немного, очередей не было. Для иностранцев было отдельное окошко. Я был единственным иностранцем.
Бумаги на выезд из Ливана отштамповали довольно быстро. Не было никакой волокиты или грубого равнодушия, свойственного российским людям в форме. Пограничники были вполне дружелюбны.
Таксист, который меня вёз, был матёрым волком и давно освоил маршрут от Бейрута до Дамаска. Об этом я мог судить по количеству знакомых, встреченных им во время путешествия. Создавалось впечатление, что ему знаком чуть ли не каждый солдат на каждом блокпосту. По крайней мере, со многими из них он здоровался или обменивался колкостями, смысл которых оставался мне непонятным.
После оформления документов мы подверглись весьма беглому таможенному досмотру и двинулись дальше. После ливанского КПП мы несколько минут ехали, не встречая каких-либо признаков границы. Собственно, где конкретно она пролегала, я так и не понял. Косвенно это можно было вычислить лишь по рекламным щитам.
Через несколько сотен метров мы выехали к сирийскому пограничному пункту. Всё повторилось сначала. Мы вышли из машины и направились в отдельно стоящее здание, где осуществлялся пограничный контроль. Там я дал пограничнику свой паспорт. Мне был задан дополнительный вопрос об отеле, где я должен остановиться; таксист за меня ответил, что меня встречают друзья, и я пока не знаю, в какой отель меня впишут. Пограничник вполне удовлетворился этим ответом. Вообще, солдаты выглядели вполне дружелюбными.
Интересным был второй вопрос, который был задан при проверке документов. Узнав, что по профессии я инженер, пограничник дополнительно спросил, гражданский ли я инженер. Я ответил утвердительно. Вопрос, очевидно, был задан неспроста. Уже позже я узнал, что в те дни в Сирии находилось немало российских офицеров, в т.ч. и военных инженеров.
Сев в машину, мы проехали буквально десять метров и остановились для досмотра. Мои документы проверял совсем молодой пограничник, явно студенческого возраста. Держа в руках российский паспорт, он улыбался и даже попытался сказать по-русски «хорошо». Таможенный досмотр заключался в том, что пограничники открыли багажник машины и открыли мою спортивную сумку. На этом всё и закончилось. Мы поблагодарили их и двинулись в путь.
Разница между разными сторонами границы, конечно, бросалась в глаза. Если ливанская пограничная охрана не отличалась особым милитаризмом, то на сирийской стороне были оборудованы стрелковые ячейки, для защиты от пуль навалены мешки с песком. Кое-где виднелась бронетехника.
Теперь мы ехали по сирийской земле, по той самой дороге, которая бывает очень опасна. Я настороженно озирался. С обеих сторон над нами возвышались каменные глыбы, так что мы ехали как бы в лощине между ними. Иногда эти стены сходили на нет, и моему взгляду открывалась окружающая панорама. Довольно каменистая, явно неплодородная почва со скудной растительностью, сильно пересечённая местность, иногда переходящая в горы. Весьма удобно для засад. Из следов пребывания человека, казалось бы, только рекламные щиты на обочине дороги. Но то тут, то там возникали явные свидетельства чрезвычайной ситуации. Армейский блокпост, окружённый по периметру укреплениями из мешков с песком. Танк, стоящий на возвышении и наполовину врытый в специальный окоп. Проезжающий вдали грузовик с солдатами. Территория непонятного назначения, ограждённая колючей проволокой. Безмолвно стоящий неподалёку от дороги БТР и примостившийся рядом солдат, занятый незатейливым обедом.
Если в Ливане нам встретилось два или три блокпоста, то на сирийский отрезок пути, более короткий, пришлось не менее пяти блокпостов. Дорога от ливанской границы до Дамаска тщательно охранялась. При приближении к очередному блокпосту мы замедляли ход, затем останавливались. Иногда после этого следовала проверка документов, а иногда таксист лишь перекидывался с солдатами короткими фразами, после чего мы ехали дальше. В некоторых случаях солдаты знаками приказывали нам замедлить скорость, при этом их жестикуляция: обращённые к автомобилю ладони — выглядела довольно забавно. После этого обычно следовал другой жест, недвусмысленно позволяющий следовать дальше. Эта метода служила предметом ироничных шуток со стороны таксиста, который острил по поводу «новой технологии сканирования автомобиля ладонями».
Наконец, показался Дамаск. Мы свернули с основной магистрали и поехали к какой-то автобусной станции или депо, которую называли французским словом «гараж». Дело в том, что машинам с ливанскими номерными знаками запрещено без специального разрешения въезжать в городскую черту. Поэтому мы договорились с сирийскими товарищами о встрече в «гараже», который находился рядом с границей города.
Солдат, проверявший проезжающих мимо депо, тоже оказался знакомым таксиста. Широко улыбаясь, он поздоровался за руку и с ним, и со мной, и вообще вёл себя довольно непринуждённо. Таксист передал ему пачку сигарет, видимо, по какой-то заранее достигнутой договорённости. После этого, расположившись в тени неподалёку от солдат, мы принялись ждать тех, кто должен был меня встретить. Ждать пришлось недолго. Скоро я увидел знакомого мне сирийского комсомольца. Он был весьма озадачен нашим ранним появлением. Дорога из Бейрута в Дамаск занимает обычно около трёх часов на автомашине, но благодаря экстремальному стилю вождения таксиста мы уложились в два часа.
Путь прошёл без происшествий.
Город
Проезжая по улицам города, я вглядывался в улицы и дома. Сразу бросилось в глаза обилие проправительственной символики. Много национальных флагов и портретов президента Асада. Мы ехали по улице вдоль длинного ряда торговых ларьков, и чуть ли не в половине из них было что-нибудь на патриотическую тему.
Национальная библиотека и главная опера страны носят имя Асада («Аль Асад»). Об этом мне поведали местные коммунисты, весьма иронизировавшие над подобным культом личности.
Помимо портретов действующего президента Башара Асада, встречались и изображения его отца, Хафеза Асада, который был президентом Сирии с 70-х годов по 2000 год. Таковых было меньше, но зато они были исполнены в более монументальном виде, например, памятники.
Помимо государственных флагов Сирии, я часто встречал и флаг Палестины, в том числе и на государственных зданиях. Обратившись к товарищам за разъяснениями, я узнал, что это общий для всех арабов флаг, символизирующий арабское восстание («освободительную революцию») против Османской империи. И, вдобавок, это официальный флаг правящей партии «Баас».
* * *
Старый отель, в котором меня поселили, был почти пуст. Практически все ячейки у стойки администраторы были заполнены массивными ключами, и лишь некоторые своей пустотой указывали на наличие постояльцев. Об этом же свидетельствовала и процедура завтрака. Местный зал-ресторан был поистине грандиозен. Он способен был вместить многолюдное сборище, наверное, полтысячи человек, если не больше. Но сервированы были лишь несколько столиков, даже свет был включён лишь в одной части зала. Я завтракал обычно в полном одиночестве, в огромном пустом полутёмном зале. Остальные постояльцы то ли завтракали в другое время, то ли убегали по своим делам. Как объяснили мне, ещё год назад в Сирии было гораздо больше туристов из разных стран мира. Но когда всё началось, их поток резко снизился. Многие отели закрылись, в первую очередь, те, которые принадлежали саудовскому капиталу. Саудовская Аравия настроена резко враждебно по отношению к сирийскому режиму и вполне откровенно спонсирует так называемую «Свободную армию Сирии». Поэтому все саудовские инвестиции ушли из Сирии. Впрочем, год назад и частный капитал, включая собственно сирийский, начал своё бегство из страны.
Мне ещё не раз придётся слышать выражение «год назад». Жизнь страны разломилась на период до мятежа и после, когда «всё началось».
* * *
Днём я решил прогуляться по окрестным улицам, преследуя сугубо прозаическую цель — найти где-нибудь незапароленный беспроводной Интернет. Для этой цели я использовал карманный компьютер, с помощью которого периодически проводилась проверка наличия нужных мне сетей Wi-Fi. Проводя свои изыскания, я подумал, что со стороны это выглядит довольно подозрительно. В самом деле, некий явно иностранный гражданин (лицо у меня довольно неарабское), слоняясь по улице, периодически останавливается и делает какие-то пассы с неким устройством, которое вроде как и на телефон похоже, а вроде и не телефон. Я полагал, что, учитывая серьёзную обстановку в стране, власти бдительно отнесутся ко всему странному и подозрительному. Мало ли, вдруг шпион мятежников примеряется, где бы бомбу заложить. Поэтому я взял с собой паспорт. Однако, к моему удивлению, никакой реакции не последовало. Некоторые прохожие, правда, пялились на меня, главным образом, из-за головного убора (бейсболка с каким-то арабским лозунгом насчёт освобождения Палестины). Но в целом ни граждане, ни встреченные по пути представители власти не проявили никакого интереса к моей нескромной персоне.
Памятуя о ситуации в стране, я постоянно таскал с собой паспорт и был готов предъявить его по первому требованию представителя власти. Но за все эти дни у меня ни разу не проверили документы. Исключение составило лишь заселение в гостиницу и блокпост по пути в аэропорт.
В Москве, где царит сугубый мир и нет террористов, у иностранца документы проверили бы несколько раз за день.
…К слову сказать, мои поиски халявы поначалу не увенчались успехом. Беспроводных сетей я встретил много; пожалуй, их плотность мало уступала плотности в каком-нибудь европейском городе. Но все, как назло, были запаролены.
Лишь спустя два дня, прогуливаясь мимо одного крупного офисного строения, я случайно наткнулся на сети с открытым доступом. Это позволило мне выйти на связь с российскими товарищами. Усевшись прямо на тротуаре, я работал в Интернете до тех пор, пока не садилась батарея нетбука.
* * *
Кстати, об Интернете и о запретах. Я не заметил никаких признаков блокировки неугодных сайтов. В «кроваво-тоталитарной» Сирии вполне доступны социальные сети, порталы новостных агентств, в том числе и тех, которые явно враждебно относятся к режиму Асада. Можно читать и смотреть сколько угодно. Для сравнения, в свободном и демократическом Казахстане заблокировано несколько сотен сайтов, в том числе и «Живой Журнал». Да и в демократической России у иных оппозиционных ресурсов регулярно случаются проблемы то с доступом, то с хостингом. Вот такая любопытная картинка.
Единственное исключение из свободы сетевых коммуникаций в Сирии касается сайтов Израиля — империалистического государства, которое фактически находится в состоянии войны с большей частью арабского мира. Израиль до сих пор оккупирует часть сирийской территории. Трудно упрекнуть Сирию в том, что она фильтрует ресурсы вражеского государства. Тем более, как оказалось, фильтрованию подвергаются отнюдь не все подряд израильские сайты. Сайты прогрессивных организаций, например, Компартии, пропускаются свободно. Об этом мне рассказали товарищи.
Удивительной и даже странной оказалась ситуация с социальной сетью Facebook. Оказывается, не так давно Facebook был запрещён в Сирии. Но при этом, как мне сообщили местные комсомольцы, население относилось наплевательски к этому запрету. Молодёжь попросту использовала прокси-серверы, и каждый желающий сириец несмотря ни на какие запреты заводил себе аккаунт в этой социальной сети. Никого, включая спецслужбы, это положение дел не волновало. Охотно верю, поскольку рассказавший мне об этом товарищ действительно уже давно имеет аккаунт в Facebook… Самое удивительное, что примерно год назад запрет на Facebook в Сирии был снят. И это несмотря на известные печальные события. Казалось бы, государство должно закрутить гайки в области телекоммуникаций. Но этого, кажется, не очень наблюдается.
Отношение населения к высочайшим запретам хорошо иллюстрируется не только на примере Facebook. В Сирии ещё и запрещено использование GPS. Запрет, на мой взгляд, совершенно идиотский. Но рассказавший мне это товарищ высказался довольно неуверенно. Против этого запрета были протесты, и власти пообещали решить вопрос. Товарищ не смог с ходу вспомнить, снят ли уже этот запрет. Но у меня сложилось впечатление, что если не все, то некоторые вполне уверенно плюют на запреты, и им это сходит с рук.
Ещё один запрет, о котором я узнал. В прессе запрещено негативно отзываться об армии.
* * *
Важное отличие современного Дамаска от того, что был год назад, — это наличие военных постов на улицах. Уровень безопасности весьма высок, столица всё-таки. Не могу говорить за весь город, но в том районе, где я обитал, на улицах и в переулках были расставлены эти самые посты. Какой-либо логики в их расстановке я не обнаружил; мне показалось, что всё это делалось довольно хаотично. То есть, в какой-нибудь улочке эти посты через каждые сто метров, а в соседней — вообще ни одного.
Что такое военный пост в Дамаске? Если вы представили себе что-нибудь брутальное и милитаристское, то тут же выкиньте из головы. Ничего похожего на то, что кажется нам типичным.
Военный пост — это один или два или, совсем редко, три солдата с автоматами Калашникова. Совсем не такие солдаты, каких, например, власть демократической России посылает против протестующих граждан. Большинство тех, кого я видел на боевых постах в Дамаске, — это ребята примерно студенческого возраста, ничем не отличающиеся от остальных представителей сирийской молодёжи. Ни комплекцией, ни манерами, ни стилем общения. Внешних отличий только два — форма и оружие. А иногда только оружие. На одной из дорог мы встретили блокпост из трёх солдат, при этом в форме был лишь один, а остальное двое — извините, в трениках и тапочках.
Если кто из читателей пробовал общаться с представителями российских силовых структур, то вы вспомните наиболее типичную их реакцию на попытку незнакомого гражданина заговорить с ними. Что-либо более развёрнутое, нежели вопрос типа «как пройти в библиотеку», вызывает у них холодное отчуждение. Сирийские же солдаты и в плане общения ничем не отличаются от гражданского населения. Всё, что я видел, укрепило меня во мнении: сирийская армия, по крайней мере, наиболее «рядовая» её часть, живёт одной жизнью с народом.
Это следует понимать буквально. Середина дня, жара, на улице толкучка. Солдат сидит на ступеньках, положив автомат рядом. Ступеньки ведут в кафе; его владелец из дружеских чувств принёс солдату стакан чаю, тот благодарит. Спустя сто метров — другой пост. Администратор соседней забегаловки вынес солдату пластмассовый стул, и тот удобно пристроился в тени от большого дерева. Чуть поодаль натыкаюсь на какой-то особенно крупный и страшный пост — там сконцентрированы силы в количестве аж трёх солдат. Пост имеет вид будки, примерно как у городничих времён Российской империи. Стенки будки обычно обклеены национальными флажками, портретами президента и тому подобной патриотической продукцией. Дверь и все окна, разумеется, открыты, потому что жара. Заглядываю — внутри на какой-то раскладушке в обнимку с «калашом» спит солдат. Двое других, также вооружённые, сидят рядом прямо на бордюре, с ними оживлённо беседует какой-то гражданский. Скорей всего, друг… Иду дальше. Торговые ряды. Мимо проходят потенциальные покупатели. Продавцы либо сидят в ларьках, либо, уморенные жарой, садятся где-нибудь в тени. Среди них примостился ещё один солдат. Держа автомат в руках, неспешно беседует с соседом, который тоже присел отдохнуть, — торговцем из бакалейного киоска. Я не сразу замечаю этого солдата — настолько слился он с окружающим пейзажем.
Казалось бы, это всего лишь уличные, бытовые наблюдения. Но из них, я уверен в этом, можно сделать далеко идущие выводы. По итогам своих наблюдений я сделал вполне определенные выводы. Во-первых, между низами армии и рядовыми гражданами нет никакого барьера. Они живут одной жизнью. Во-вторых, народ относится к армии с симпатией. Иначе не было бы этого дружеского расположения и бескорыстных услуг.
Я поделился своими соображениями с товарищами, они подтвердили их и дополнили. Сирия — страна в основном аграрная. Большинство солдат — из крестьян. Жизнь их нелегка, и в армии они также получают весьма низкое довольствие. У них те же социальные проблемы, что и у простых тружеников. И в плане проживания между народом и военными (не только рядовыми, но даже и офицерами) нет барьера. В качестве обратной ситуации мне привели пример египетской армии: офицеры там расквартированы в закрытых, обособленных кварталах со всяческими удобствами. Неудивительно, что там благодатная почва для развития кастовости. В Сирии этого нет.
Выше я упоминал про общение с военными. У них действительно нет никакой отчуждённости и высокомерия. По крайней мере, у солдат и сержантского состава. Я проверил это на практике, и вот каким образом. Солдатам, как известно, запрещено фотографироваться во время несения службы. Я подходил к ним, завязывал разговор, затем говорил, что я из России, и просил разрешения сделать фотографию. И что же? Из трёх постов, к которым я последовательно подошёл, лишь на одном мне отказали. В двух других случаях никаких проблем не возникло. Со мной общались очень доброжелательно.
Вот они, эти ребята. Посмотрите на них.
Те, кого я видел на границе и на дорогах, не сильно от них отличались.
Вам не кажется, что в сообщениях мировой прессы об армейском терроре кровавого режима Асада что-то не так?
* * *
В Дамаске сейчас безопасно точно так же, как и в любом другом городе. Уж точно не хуже, чем в Москве. Вероятность наткнуться на террористов, пожалуй, меньше, чем в вероятность огрести в Москве от гопников. Я не раз гулял по городу, в том числе и поздним вечером, почти ночью. Центральные улицы, конечно, шумны и оживлённы. Там много народу, много машин, допоздна (а то и круглосуточно) открыты разнообразные кафешки, клубы и прочие подобные учреждения. На периферии народу, конечно, меньше, но никакой опасности не чувствуется. Даже если поблизости нет блокпостов.
Дважды встречал пьяных. Видел и бомжей, и попрошаек, и тех, кого в Москве без лишних церемоний называют «подозрительными лицами». Никаких проблем не возникло, хотя гулял я без всякого сопровождения. Может, просто повезло.
Один раз, когда мы поздним вечером на машине возвращались в отель, на дороге образовалась небольшая пробка. Оказалось, военные организовали небольшую проверку. Дорога была трёхполосной. Трое солдат, оставив «джип» на обочине, останавливали машины на каждой полосе, проверяли автомобильные номера, проверяли документы. Иногда водители выходили и открывали багажник. Ни у кого из проезжавших я не заметил той вспыхивающей и обильно приправленной хамством злости, которая так часто вспыхивает на московских дорогах. Не было и тени недовольства. Люди терпеливо ждали своей очереди, показывали документы, при необходимости выходили из машины. Разговоры с военными шли на спокойных тонах. Многие говорили «shukra» («спасибо»), благодаря тем самым за заботу о безопасности.
Кстати, когда мы днём беседовали с жителями города и делали интервью, то один раз наткнулись на… самого настоящего сторонника оппозиции. Он заявил, что повстанцы хотят «изменить жизнь общества». Правда, от дальнейшего разговора отказался. Но вообще показательно: человек не боится высказывать своё мнение, и его никакая «кровавая гэбня» не волочёт в холодные застенки дамасской Лубянки.
* * *
Вождение в Дамаске типичное для Востока, то есть, сумасшедшее. Правила дорожного движения, по-видимому, существуют, но соблюдаются с большой мерой условности. Московские водители по сравнению с сирийскими — верх вежливости. Когда автомобилист видит перед собой переходящего дорогу пешехода, он вместо того, чтобы затормозить, начинает сигналить: мол, шевелись поживей. На дорогах ежеминутно свершаются чудеса эквилибристики. Светофор, и то не служит достаточной гарантией соблюдения правил. Полицейские же, несмотря на свои белые кители, смотрятся иногда очень жалко. Как я понял, это такие же бедняки, как и крестьяне, и низший армейский состав. Водители часто пререкаются с ними, слишком панибратствуют. Разгильдяйство чувствуется во многом происходящем на дорогах. Это вообще характерно для местного менталитета, и об этом мы ещё поговорим.
Много старых машин. Встречал я и советские. Среди гражданского населения большой популярностью пользуется советская «Лада» (модели 2105 и 2107). Как-то попался ЗиЛ-130 в качестве водовоза. В армии же активно эксплуатируются наши родные «козлики» (УАЗ-469).
* * *
Россия пользуется популярностью среди сирийского населения. При этом большинство, конечно, слабо разбирается в разнице между Советским Союзом и крупнейшей империалистической страной на его территории. Значительная часть популярности приходится на долю г-на Путина лично. Но есть среди простых граждан и те, кто относится к буржуазной России с некоторым недоверием, опасаясь, что она продаст их страну, как уже продала Ливию. Как мы знаем, эти опасения вполне имеют под собой почву…
Один товарищ рассказал мне характерный эпизод. Сам он по каким-то ведомым лишь ему соображениям болеет за футбольную сборную Чехии. В тот день, когда на чемпионате мира был матч Россия — Чехия, они вместе с другим товарищем пошли в какой-то бар, где были установлены телевизоры. Там собралась толпа болельщиков, которая совмещала отдых с коллективным просмотром футбольного матча. Товарища, болевшего за Чехию, заранее предупредил его друг: «Не вздумай хоть что-нибудь сказать в поддержку Чехии!» Все поголовно болели за российскую сборную как за свою собственную. И могли запросто поколотить оппонента.
Соответственно, гражданин России в Сирии сталкивался с весьма дружелюбным и благожелательным фоном, начиная от простых прохожих и таксистов и кончая полицейскими и военными.
Симпатии к России основаны не только на текущем моменте. Советский Союз внёс мощный вклад в развитие сирийского общества. Притом отнюдь не только строительством фабрик и электростанций.
Искусство Сирии второй половины прошлого века испытало на себе сильное влияние социалистического реализма. Это видно в скульптурах, картинах, барельефах, даже иногда в архитектуре. Многие артисты, скульпторы, художники в ту эпоху были либо сторонниками коммунистов, либо даже членами Компартии. Большинство университетских преподавателей, в т.ч. тех, кто преподаёт до сих пор, учились в СССР.
Но и это ещё не всё. Советская власть заботилась не только о просвещении своих граждан, переводя на языки народов Союза всю сокровищницу мировой литературы. Союз также переводил выпускал огромными тиражами литературу для развивающихся стран. В домах многих сирийских семей до сих пор можно встретить арабские книги, выпущенные в Союзе. Благодаря этим книгам сирийцы также смогли повысить свою культуру и приобщиться к литературе народов мира. Таким образом, СССР сыграл в жизни Сирии также и большую просветительскую роль.
Культурная помощь Союза не ограничивалась только гуманитарной сферой. До сих пор (!) в сирийских вузах используются учебники и методические пособия по естественнонаучным дисциплинам, переведённые с аналогичных советских изданий. Разнообразная техническая документация также часто является копией соответствующих советских материалов.
Интересно, что до недавнего прошлого в подготовку квалифицированных армейских кадров входило и изучение русского алфавита, базовые знания русского языка. Это нужно было по сугубо утилитарным соображениям — для изучения обширной документации, сопровождающей военную технику.
…Сейчас весь арабский мир ежегодно выпускает меньше книг, чем одна лишь Испания. Как по тиражу, так и по названиям.
* * *
В одном из кафе я увидел студентку, которая вдумчиво читала какую-то книгу. Вероятно, готовилась к экзамену.
Я задумался о том, что ожидало бы её в случае победы «Свободной армии Сирии». Коран вместо учебника, паранджа и затворничество вместо общественной жизни, всевластие и самодурство традиционной семьи. Как бы ни был плох режим Асада, светлое будущее в исполнении «борцов за свободу» отдаёт кровавым мраком средневековья.
За пределами столицы
Мои провожатые вежливо, но решительно отвергали мои предложения отправиться в сколько-нибудь опасные места. Сперва я думал, что это чрезмерная забота, которая вряд ли имеет под собой такие серьёзные основания. Правда, реакция всех, кому сообщали о моём желании поехать в город Дума, была весьма экспрессивной. После целого ряда объяснений и разговоров с одним из местных жителей я, наконец, понял, почему именно меня там охотно прирезали бы.
В Сирии, как и в остальных странах Востока, большую роль играют родственные связи, пережитки клановых отношений. Это особенно характерно для небольших селений, расположенных в глубинке. Террористы, беря на прицел какого-либо человека, так или иначе вынуждены учитывать кровно-родственный аспект. Похитив или убив кого-то из местных, они могут столкнуться с серьёзным сопротивлением родственников, которые, в свою очередь, могут взяться за оружие против террористов. Разумеется, этот аспект далеко не всегда останавливает бандитов из «Свободной армии Сирии». Тех, у кого нет богатых, многочисленных или влиятельных родственников, они гораздо легче похищают или убивают.
Таким образом, понятно, почему с пришлыми людьми им расправиться проще, чем с местными. Понятно, почему коммунисту из города Дума пока что лишь угрожают, а не стреляют в него.
Но в моём конкретном случае достаточно было бы того, что я русский. Насколько хорошо к русским относится местное население, настолько же плохо к ним относятся террористы. Все, с кем я затрагивал тему визита в «горячие точки», независимо друг от друга утверждали, что если нарвёмся на «повстанцев», то русского, в отличие от местных, они либо похитят, либо сразу расстреляют. Это даже стало поводом для чёрного юмора: дескать, приезжает к ним русский, противник «революционеров», да ещё коммунист — это получается «три в одном» как Nescafe. Намёк на то, что для приговора хватило бы любого из этих компонентов. Или, как сказал один товарищ, «Russian communist is a big fish for them».
В Думе каждый день продолжаются перестрелки. О тактике террористов рассказал местный житель — рабочий, коммунист, бывший голкипер городского футбольного клуба. Все эти детали есть в интервью с ним, но я всё же напомню. Во-первых, бандиты очень подвижны. После стрельбы немедленно удирают, пользуясь пересечённой местностью. Во-вторых, захватывая людей, они пользуются ими как «живым щитом» и тем самым сковывают действия армии. Расставляют заложников рядом со своими позициями. При таких делах они остаются в выигрыше в любом случае. Если армия, не зная о заложниках, ведёт огонь по позициям террористов, то в тот же день где-нибудь на «Аль-Джазире» появляется репортаж о том, как «сирийские военные убили несколько десятков мирных жителей». Если же армейцы узнают о «живом щите», тогда они не могут стрелять, и террористы получают возможность сделать своё грязное дело и безнаказанно убраться. В-третьих, иногда в их распоряжении бывает даже тяжёлая техника, которая контрабандой поступает из заграницы.
Уже после того, как мы с жителем Думы закончили интервью, он позвонил домой и спросил, что происходит в городе. Собеседник, не лишённый мрачного юмора, ответил, что не знает, поскольку больше всего его сейчас волнует происходящее в квартале, рядом с домом. Если «повстанцы» лупят по зданию, расположенному в сотне метров от дома, то это считается «далеко» и особых эмоций не вызывает. Привыкли.
Но всё же самое опасное место в Сирии — это не города, не деревни, а дороги. Власти ещё кое-как способны защитить небольшие пути, а также ключевые магистрали, в частности, дорогу в аэропорт и шоссе на Бейрут. В остальных же случаях всё зависит от ситуации, от соотношения сил в том или ином регионе, от географии местности. Чаще всего местность вполне благоприятствует тому, чтобы устроить засаду и затем быстро ретироваться. По совокупности всех действующих факторов власти пока мало что могут с этим поделать.
…В один из дней мы поехали в город Жарамена. Как и Дума, он расположен сравнительно недалеко от Дамаска. Но если в Думе есть определённые внутренние источники для террора («Братья Мусульмане» и ваххабиты), то в Жарамене они отсутствуют. В Жарамене в основном живут друзы; этот город подвергался нападениям лишь извне, а не изнутри, и всегда жители давали дружный отпор врагу. Поэтому Жарамену сочли достаточно безопасной для визита русского коммуниста.
Я проехался по улицам города и отснял одно интервью с местным жителем. Беседа проходила в летнем кафе неподалёку от городской черты. Где-то в полукилометре от кафе город кончался, начинались поля. Это уже была опасная зона. Я предложил подобраться поближе к границе города, чтоб хотя бы отснять эти самые поля. На это мне был дан отказ. Выяснилось, что периодически там появляются вражеские снайперы с дальностью стрельбы до километра. Против этого аргумента мне трудно было что-либо возразить.
Буквально за день до моего приезда бандиты остановили на шоссе машину с одной семьёй и попытались похитить её. Но поднялся шум, на выручку поспешили другие люди. Стрелять по ним террористы, видимо, не решились, а потому оставили своих жертв в покое и поспешно удрали.
Те люди, с которыми я говорил, отзывались о собственном настрое примерно так. Террористы хотят заставить нас бояться, хотят нарушить нормальную жизнь города, хотят психологически сломать нас. Мы покажем им, что нам наплевать на их угрозы. Люди по-прежнему работают и отдыхают, кафе открыты, звучит музыка, работают фонтаны.
Настрой хороший. Но для решения проблемы этого явно не достаточно.
Менталитет
Я не люблю понятие «менталитет». От него веет чем-то спекулятивным, идеалистическим, ненаучным. Обыватели от науки используют этот термин как универсальное объяснение самых разнообразных проблем, deus ex machina на все случаи жизни. Сослался, к примеру, на «загадочную русскую душу» или же «традиционную русскую лень» — и само собою стало понятно, отчего в России всё через известное место протекает.
Но всё же и менталитет можно приземлить, поставить на научную почву. Сложный комплекс социальных стереотипов и поведенческих клише, лежащих в основе менталитета, базируется, в конечном счёте, на материальных условиях жизни общества, на историческом опыте этой жизни, который спрессован и отлит в форму традиций и привычек.
Выше я совсем немного коснулся этого вопроса, рассказывая об автовождении. Дисциплинированность на дороге, способность соблюдать правила в любых ситуациях — это, конечно, «мелочь», но она говорит многое об уровне культуры в широком смысле этого понятия. Несмотря на позитивные преобразования прошлого века, Сирия по-прежнему остаётся отсталой аграрной страной. Значительная часть населения — крестьяне, среди которых со второй половины XX века выделяются как кулаки, так и батраки. Мелкое хозяйство, мелкая торговля, мелкие единоличники… Рабочий класс Сирии слаб как количественно, так и качественно. Вот ещё одна красноречивая «мелочь». В стране до сих пор нет единой системы государственных стандартов. Всюду: от импорта автомашин и станков до организации промышленного производства — царит произвол хозяйчика. Будучи инженером по образованию, я был шокирован, когда узнал об этом. Любой технически образованный человек понимает, что без стандартизации невозможно создать сколько-нибудь значительное в масштабах страны производство. Отсутствие государственных стандартов — это потолок, очень низкий потолок, блокирующий развитие общества. Кстати, введение госстандарта является одним из требований Компартии.
К чему я остановился на этих деталях? Всего лишь к тому, чтобы напомнить об объективных предпосылках социального прогресса, который, как мы помним, неразрывно связан с революционной ролью пролетариата. Дисциплина, коллективизм, самоотверженность вовсе не присущи пролетариату от рождения; все эти качества вырабатываются в нём развитым капиталистическим производством. Все эти качества предполагают наличие целого ряда необходимых факторов, от фабричной дисциплины до известной культуры труда. Не будет их — не будет развитого, организованного, готового к войне рабочего класса.
В Сирии, как уже догадался читатель, этих факторов нет. Нет той школы, которая формирует, воспитывает и закаляет рабочий класс. А потому и нет того рабочего класса, который можно было бы сравнить по организованности, силе, сознательности с ранним советским или хотя бы с европейским. Не потому что коммунисты плохо работают, а потому что объективные условия развития общества ещё не привели его на соответствующую ступень. И в этом — трагедия страны…
* * *
Маховик войны раскручивается. Вероятность того, что Сирия сможет отстоять свою независимость, очень мала. Режим «Баас» давно утратил свои прогрессивные черты. Вряд ли он окажется способен на радикальные шаги, вроде коренного пересмотра курса социальных реформ и всеобщего вооружения народа.
Полковник вермахта Адам, личный адъютант фельдмаршала Паулюса, писал в своих мемуарах о Сталинградской битве: Советские войска сражались за каждую пядь земли… Население взялось за оружие. На поле битвы лежат убитые рабочие в своей спецодежде, нередко сжимая в окоченевших руках винтовку или пистолет. Мертвецы в рабочей одежде застыли, склонившись над рулем разбитого танка. Ничего подобного мы никогда не видели. Несмотря на тяжёлые объективные условия, мне очень хотелось бы верить, что сирийские трудящиеся смогут столь же достойно встретить орды современных фашистов. А мы, коммунисты разных стран, должны всеми силами помочь борьбе за независимость Сирии. Шансов отстоять страну в одиночку мало, поэтому нужна поддержка и борьба всех прогрессивных стран мира!
Некоторые фотографии из поездки доступны в фотоальбоме автора.
Сирийский солдат
Блокпост на дороге в Дамаск
Столица. Старый вокзал.