Кто они такие — блогеры-«социалисты»?
В последнее время в моём информационном поле начал подозрительно часто всплывать некто Александр Роджерс, позиционирующий себя как «Антимайдановец» и «Аналитик». В его профиле в ВК политическая позиция данного человека обозначена как «Социалистическая» из чего я делаю вывод, что данный человек, вероятнее всего, придерживается условно-левых взглядов, или того, что считает таковыми. Поводом для данной публикации для меня послужила его статья «Откровенный разговор» с которой вы можете ознакомиться самостоятельно в его ЖЖ.
Блогер Александр Роджерс
Из содержания данной статьи, помимо притянутых за уши и спекулятивных пространных суждений про «вместолевых» «мамкиных революционеров» и прочего, ставшего уже привычным для Интернета, наклеивания ярлыков всем мыслимым и не мыслимым оппонентам, для меня примечательнейшим стал раздел «Методология», на котором я и хотел бы остановиться, поскольку там присутствует занимательнейшая подборка исторических фактов, которые пан Роджерс (он вроде бы предпочитает данный вид обращения) от незнания или сильного желания натянуть сову на глобус, трактует абсолютно фривольным и безобразным образом.
Передадим ненадолго ему слово:
Почему я не люблю радикалов? Потому что они никогда ничего не добиваются. Поубивают кучу народу, а толку – ноль.
1. Табориты в Чехии были радикалами. Из-за них чуть не проиграли Гуситские войны, потому что они задвигали такое, что на уши не налазило, чем вызвали раскол среди гуситов.
2. Прудонисты в Парижской коммуне были радикалами. Развалили всё, потому что их дебильные представления об анархизме
а) нежизнеспособны вообще;
б) не позволили организовать нормальное сопротивление роялистам и австрийцам.
3. Робеспьер (и, по всей видимости, ещё и полным психом, потому что задвигал про «Верховное Существо») и якобинцы были радикалами. Залили Францию в крови, провалили всё, что можно было провалить. Разгребать пришлось «реакционерам».
4. Огюст Бланки был радикалом. Организовал несколько революций, полжизни просидел в тюрьмах, ничего не добился.
5. Временное правительство состояло из радикалов. «Приказа №1» достаточно, чтобы понять, насколько они были придурками. За полгода развалили всё, что можно было.
А приходится убирать и исправлять за радикалами всегда умеренным. Тем, кого они так ненавидят. Таким как я.
Вот такая получается подборочка, в которой в некоторых примерах автор вводит условное для него деление на неких «Умеренных» и «Радикалов». Для неискушённого в аспектах читателя, даже бегло пробежавшегося по «Википедии», такое обоснование может даже показаться убедительным, мол были выступления — потом бац не получилось, и потом долго-долго разгребались кровавые последствия. Вам же, дорогие мои читатели, я предлагаю согласно афоризму Козьмы Пруткова «зрить в корень», и, вооружившись методами исторического материализма, разобрать, сколько успеем, данных примеров именно с классовых позиций, дабы рассмотреть, что именно эти «умеренные прагматики» собой представляли и чего в итоге добились.
Пример номер один — гуситские войны
Первое, в чём стоит разобраться, — что из себя представляли эти гуситы, в чём был их интерес и почему они были именно такими и в такой форме. Гуситы, как следует из названия, называли себя последователями Яна Гуса, чешского проповедника, выразившего недовольство католической церковью, обрядами и мздоимством церковнослужителей, и огромным, по тем временам, церковным имуществом, при помощи которого церковь на территории Чехии становилась феодалом номер один и успешно проводила свою собственную политику, противоречащую интересам всех слоёв местного населения.
Тут стоит сделать шаг в сторону, и отметить, что в результате династических причин Чехия в то время потеряла независимость и была полностью включена в орбиту Священной Римской Империи. И новый Император, Сигизмунд Люксембуржский, приводил в высшую власть свою, сложившуюся вне связей с чешской, дворянскую корпорацию, что, вкупе с заточением предыдущего императора — Вацлава (который для чешских высших дворян как раз мог считаться «своим»), дало повод высшей аристократии выступить против и поддержать нарождающееся гуситское движение.
Казалось бы — всё? Но нет, помимо дворянских причин для первой крестьянской войны в Европе были и другие. Для городских жителей, буржуа, т.е. ремесленников и торговцев, а также мелких дворян приход к власти Сигизмунда означал бы превращение Чехии в чисто немецкую колонию, закрывал все пути для мелкой аристократии в плане построения карьеры на службе, а для торговцев означал бы приход сильных немецких конкурентов, под «крышей» немецких же чиновников, что воспринималось ими равносильно разорению. Данные сословия, кучковавшиеся, в основном, в Праге, составили костяк течения, называемого в среде гуситов «чашниками». Их же, надо полагать, пан Роджерс склонен считать «умеренными».
Гуситские войны
Другим же течением, обзываемым Роджерсом «радикальным», было течение таборитов. Прежде всего, стоит отметить, что Табор был отдельным поселением на одноимённой горе, куда стекались единомышленники легендарного Яна Жижки, а после его смерти — Прокопа Голого. То есть, в отличие от пражан-чашников, которым было что терять внутри города, Табориты приходили к Табору сами, и максимум что — приводили лошадей и приносили то, что можно было принести с собой. Основу табора представляли чешские крестьяне, задавленные и разоряемые как имперским чиновничеством (в основе своей — немецким), так и церковными властями (также в основном, немецкими, так как чехам немцы очень часто отказывали в получении образования, и, как следствие, в получении сана).
В силу того, что говорим мы о событиях 15 века, изложение требований и его идеологическое оформление у гуситов могло приобрести исключительно религиозный характер. И табориты (будем считать это собирательным названием, так как даже самих таборов известно несколько штук), опирающиеся в первую очередь, на широкую поддержку именно сельского населения, формулировали их именно так, как умели, но важно отметить, что прежде всего, они выражали именно крестьянскую позицию. Давайте же посмотрим, что не «налазило на уши» «умеренным гуситам». Первое, что делали табориты, это отвергали всю церковную иерархию вместе с папой во главе. Так как пусть даже все люди — рабы божьи, но они именно божьи, а не церковные, так что от государственных дел церковников следовало бы отстранить а проповедовать, по их задумке, должны были те проповедники, которых сама община из себя выберет. Вместе с папой римским к чертям, соответственно, был посылаем гуситами и его помазанник, в данном случае — Сигизмунд Люксембуржский, вместе со всем имперским феодальным, и нарождающимся, бюрократическим, аппаратом.
Далее признавалось равенство между всеми членами табора, и даже (неслыханное дело для средневековья!) женщинами. Это упраздняло в среде «добрых чехов» сословные различия, и делало их равными между собой в правах и обязанностях членами общества. Далее шли совершенно неслыханные мерзости — наиболее радикальные крестьяне, считавшие, что землю создал Бог, отдавший её людям под заселение, не одобрил бы то, что заселённым людям надо было платить кому-то ещё за право жить на земле и обрабатывать её, и что добрые чехи сами бы могли прекрасно решать как и что кому на ней делать в рамках общины. То есть, крестьяне-табориты, выражали, как умели, не только лозунг «Свобода, Равенство, Братство» за три века до великой французской буржуазной революции, но и смутно нащупывали тропку даже к «Землю — Крестьянам!» из века двадцатого, что, конечно, является неслыханным преступлением против хронологии и «естественного» порядка вещей, как его понимали реакционные массы 15 века.
Что же было дальше, спросите вы? Далее шли 15 лет боёв и походов, в ходе которых добрые чехи решительно наваливали по рогам немецким рыцарям и отразили не один, а целых два крестовых похода, не считая более мелких стачек. Из-за того, что в качестве идеологического аппарата использовалась религия да и беднейшее крестьянство ещё не осознавало своих классовых интересов, между гуситами регулярно происходили и междусобойчики, неизбежные в подобных случаях.
Далее случилось следующее — «чашники» осознавали свой интерес гораздо более выпукло. Высшей аристократии были нужны земли, населённые подданными-чехами, которые бы обеспечивали их (а не как табориты, которые тащили всё в общий котёл и не признавали над собой господ). Мелким аристократам нужен был император, к которому они бы могли наниматься на службу (благо, в связи с войнами, количество безработных аристократов упало и в империи возникли вакансии).
Торговцам надо было торговать, поэтому при получении некоторых плюшек, вроде становления Праги вольным городом, а не имперским и признании своих торговых прав в Империи наряду с немцами, вполне были готовы поступиться и святым — т.е. четырьмя пражскими принципами. Именно поэтому пражские «умеренные» чашники пошли на сепаратные переговоры со своим, казалось бы, непримиримым врагом, Жигмондом Люксембуржским, после чего, выбили Таборитов с Кутной Горы (единственного крупномасштабного серебряного рудника Европы) и вместе с немцами разбили своих соплеменников-чехов в битве при Липанах. Важным будет отметить и то, что после того, как Сигизмунд вздёрнул на староместской площади последних народных гетманов, он ловко прокинул чашников со всеми их требованиями, их попытки взбрыкнуть после этого были подавлены, поскольку за чашниками стояло только их полностью феодальное войско, а не боевая мощь Табора.
И до самого XX века Чехия в результате оставалась под властью Священной Римской империи, превратившейся позже в Австро-Венгрию, славяне-чехи были на положении «людей второго сорта» вплоть до первой империалистической, а чешские земли на долгое время стали любимой дойной коровой Империи. Казалось бы — тут как раз идеальный исторический урок для «борцов с подпиндосско-нацистскими захватчиками» коим титулом величает себя ясновельможенный пан Роджерс, но нет, в своём опусе тот явно симпатизирует «умеренным» чашникам, продавшим своих соплеменников-чехов за классовые интересы, и оставшихся у разбитого корыта, когда за ними перестала стоять дубина народной войны таборитов.
Мы же запомним этот урок, а особо интересующиеся без особого труда найдут в сети, а то и в библиотеке, хорошую книгу Б.Т. Рубцова «Гуситские войны» для приобщения к прекрасному.
Пример номер два — Парижская коммуна
Словно через кроличью нору из кэрролловской «Алисы», переносится Пан Роджерс из XV в XVIII век. Диспозиция такова — 1871 год, молодой немецкий капитализм, накачав стальные мускулы, вооружённый передовой тактикой разработки Мольтке-старшего, рвётся к Парижу, а поскольку до изобретения первого автомобиля, и, следовательно, марнского такси, остаётся ещё 14 лет, в очередной раз восстановленная французская «республика» может полагаться только на внутренние ресурсы, кои нещадно и тянет из податного населения. Наполеон III, император Франции, после битвы при Седане уже полгода весьма комфортно сидит в плену у Бисмарка. Парижские рабочие, доведённые до отчаянно-нищенского положения военными поборами и каторжным трудом, однако вооружённые сами по себе, да ещё и осознавая за своими плечами поддержку первого Интернационала, впервые в истории создают коммуну — первый осознанный шаг человечества в сторону бесклассового общества.
Несмотря на завывания тогдашнего правительства о «подлом ударе в спину», коммунары доблестно держат парижский фронт и отчаянно сражаются, не пуская немцев в родные пенаты. А между делом — обустраивают быт на новых принципах, не без тёрок на идеологическом фронте, однако осознавая первостепенность классовых интересов, сражаясь и ведя общее хозяйство. А попутно ещё и агитируя немецких рабочих присоединиться к антивоенной политике, да остановить к чёртовой бабушке эту мясорубку без аннексий и контрибуций. Однако в этот момент, французская буржуазия решает, что ей проще договориться с буржуазией немецкой, чем с собственным народом, и, в обмен на спорные приграничные земли, вместе с немцами всё-таки задавливает силой коммунаров. После чего, немцы, добившись, в принципе, всех своих поставленных целей, уходят из Парижа, в который вернутся теперь только в 39-ом. Вкратце, такова диспозиция, и печальная, но героическая история Парижской Коммуны.
Парижская коммуна
Из неё патриотично настроенный гражданин узнаёт, что даже когда родное отечество в опасности буржуазия всегда отчаянно блюдёт свой классовый интерес, и ради этого готова поступиться всем, в том числе и родными землями, лишь бы только не упустить изо рта жирный кусок. Но что же узрел в этой истории пан Роджерс? Он винит в поражении коммунаров анархистов- прудонистов, главные идеологические расхождения с которыми были вокруг вопроса о разрешении владения землёй в частной собственности. Анархисты тогда считали, что можно. Поскольку внутри Парижа данный вопрос терпел со временем решения, анархисты умирали на баррикадах и были вздёргиваемы на виселицы ровно также, как и другие коммунары. Кстати, а кто эти «другие»?
Этот вопрос важен, поскольку пан Роджерс, записав прудонистов в «радикалы», как бы подразумевает, что «умеренными» были все остальные. Это были прежде всего «новые якобинцы», последователи идей якобинцев старых, записанных Роджерсом в «радикалы» в нижеследующем пункте 3, и… небольшая прослойка интеллигентов-бланкистов, последователей Огюста Бланки, записанного паном Роджерсом в «радикалы» в пункте 4. Утрём пот и перечитаем — по Роджерсу, радикалы в парижской комунне (бланкисты, прудонисты и якобинцы) были нежизнеспособны вообще, не позволили организовать нормальное сопротивление немцам, и «умеренным» пришлось долго разгребать последствия «радикалистского майдана».
Допуская мысль, что пан Роджерс не страдает аберрациями мышления и последователен в своих суждениях, могу предположить, что под категорию «умеренных» в данном и конкретном случае у него попадает разве что французская буржуазия, вступившая в сговор с захватчиками, и, таким образом, оставшаяся у кормушки вплоть до нового визита немцев (какая ирония у истории, однако) в 1939 году.
Пример номер пять — Временное правительство
Честно, в сотый раз рассказывать про то, как временное правительство Керенского плясало под дудку стран Антанты разухабистую польку имени политкорректности, как пытаясь угодить вообще всем классам, кроме рабочих и крестьян, оно и свело себя в политическую могилу, как оно не имело вообще хоть сколько бы внятной программы в силу разношёрстности составляющих её политических меньшинств — я не буду. Лучше посмотрите старый добрый отрывок:
Ну и закончилось в итоге это тем, что всё те же самые осколки временного правительства и признанной временным правительством гетьманщины Скоропадского привели на земли своих соплеменников всё тех же неугомонных немцев, и, для разнообразия, поляков, да и ещё порядка 80 империалистичских стран, производивших агрессию против Советской России, в годы гражданской войны.
Это должно быть поводом для любого сознательного великорусского (и не только!) пролетария, заучить как дважды два: «Буржуазия всегда преследует свои цели и стоит насмерть, а также упирается рогом исключительно тогда, когда задеты её классовые интересы. Во всех остальных случаях она спокойно предаст и продаст вас, государственные интересы, а в конечном итоге и национальные свободы, будь вы хоть сто раз добрый чех, гражданин Франции, или великорусский пролетарий».
Охранительство и умеренность в этом вопросе только способствуют приходу на ваши земли неугомонных немцев, ну или, если желаете, пиндосов, но в форме тесной смычки вашей посконно-домотканной и их звездато-полосатой буржуазии.
Чтобы этого не произошло, необходимо крепить интернациональную рабочую солидарность и ставить на первое место в своей программе интересы своей самой мирной и трудолюбивой, а, по совместительству, ещё и самой многочисленной группы народа — трудящихся. То, что хорошо для трудящихся — хорошо для всей страны, хорошо для всех её соседей и мира во всём мире.
С коммунистическим приветом, РОТ ФРОНТ, товарищи!
Никита Гусев
